Печать Сансары

— Признайте свое поражение и бесчестие, и ты сможешь смежать.

Если бы я был смелее, если бы я был сильнее, может быть, я мог бы встать. Может быть, я мог бы бросить вызов его насмешкам, столкнуть его лицом к лицу и заставить признать, что моя честь так же честна, как и его собственная. Возможно, он убьет меня, но, возможно, я верну его уважение.

Но я не храбрый воин.

— Я признаю своё поражение, — пробормотал я.

Дуэльный барьер тут же рассыпался в сверкающую пыль, а затем и вовсе испарился. Без преграды на нас налетел вечерний ветер. Я вздрогнул от внезапного холода.

Юра насмешливо фыркнул, его клинок и пузырь мгновенно рассеялись.

— Тебе здесь никогда не было места.

Не говоря больше ни слова, он вспыхнул голубым светом, взлетел вверх и скрылся из виду.

Глава 38 Раскаяние

Я лежал, дрожа на холоде, промокший насквозь, моя сила была слишком истощена и слаба, чтобы поддерживать тепло. Малейшее движение посылало вспышки агонии по линии жара на моей спине, где плавящиеся перила прожигали мою одежду.

Я знал, что должен обратиться к целителю. Найти травы.

«Никто не собирался меня спасать. Я должен двигаться…»

Вскочил на ноги и пошел вниз по склону, вздрагивая на каждом шагу. Через несколько минут моя сила восстановилась достаточно, чтобы я мог подняться в воздух. Мой пузырь вспыхивал и исчезал, но прохладный ветер успокаивал мою спину.

Иногда ходил, иногда плавал.

Я, спотыкаясь, прошел через барьер в центр города и удивился, почему все выглядит таким незнакомым. Здания были такими крошечными, теснились друг к другу так сильно, что между ними едва могли пролететь два или три человека. Дороги были грязные и неровные, и во всем этом месте пахло гнилью.

Бледный свет подсвечивал мой путь, слабое фиолетовое свечение осветило землю вокруг меня.

Мне нужен был целитель, травник, кто-нибудь. Кто угодно.

Я нашел знак, который казался многообещающим, и постучал в дверь, шипя от боли при движении.

Это было посреди ночи. Никто не ответил. Я снова постучал, громче, и на этот раз окно наверху открылось, и из него высунулся молодой человек.

— Мне нужен целитель. Пожалуйста…

Его глаза расширились при виде меня, но он кивнул и исчез внутри. Через две минуты стояния и попыток дышать без крика от боли дверь открылась.

Молодого человека сопровождал другой, пожилой мужчина, который спустя секунду — стоял на коленях у костра, пытаясь вернуть к жизни другого человека.

— Придется подождать какое-то время, — сказал он.

Младший подвел меня к койке, и я лег на живот, пока он стягивал расплавленную ткань. К тому времени я был в полубреду, эмоциональное напряжение вкупе с физической агонией разрушало любое подобие здравомыслия.

«Юра так и не пришел меня добивать, и я выжил».

Я не мог вспомнить ничего конкретного о последующих днях, они были не чем иным, как смутным кошмаром, в котором самые беспощадные тренировки Юры казались мягкими.

Рассеянно я задумался, перестану ли когда-нибудь накапливать новые ужасные переживания, преследующие меня, но затем мысль ускользнула во мраке боли и сожаления, составлявших все мое нынешнее существование.

По прошествии первых нескольких дней мое выздоровление пошло быстро. Моя сила, по-видимому, значительно помогла процессу, даже если он казался мне вечностью. Я пропустил всю неделю Рэбэлса и половину Каты.

К тому времени, когда я снова смогу свободно ходить, «третий» будет направляться в Рамму на предпоследнюю неделю гастрольного сезона. Я задавался вопросом, примет ли он мою компанию, если я появлюсь там, или он все еще напуган моей чрезмерной реакцией в Мине.

Помимо Юры, он был самым близким моим другом среди дворян…

В чем смысл считать «Зори» другом? Теперь Юра знал все, что знал я. Он мог бы продолжать без меня. Я больше не мог предложить никакой пользы для поиска убийцы Астаза. Кроме того, поскольку смерть Астаза была законной дуэлью, единственное, что можно было сделать против убийцы Арна — это незаконное возмездие. Юра мог с этим справиться. Я был бы хуже, чем бесполезен.

Я должен был пойти к властям Зори в первую очередь. Если бы я тогда рассказал родителям Астаза то, что знал, они могли бы… Что ж. Скорее всего, меня казнили за кражу камня. В то время движущей силой моего обмана было стремление к самосохранению. Теперь это уже не казалось таким важным.

Я не был уверен, куда могу пойти после того, как покину дом двух целителей, но становилось все более очевидным, что единственной причиной, по которой я остался, было промедление.

Целители не обсуждали тему оплаты, и я никогда не поднимал ее, но я знал, что должен им больше, чем могу отплатить. Моих скудных сбережений, накопленных до отъезда из центра города, едва ли хватило бы на столь продолжительное выздоровление. Если бы я не был явным дворянином, они могли бы давно отвергнуть меня, но они не осмелились.

Ирония этого могла быть забавной, но это было только грустно. После стольких долгих попыток притвориться дворянином, как только я полностью отказываюсь от этого, меня принимают без вопросов.