Печать позора

Первый опыт назывался «Вода зажигает бумагу». Хм, интересно.

Я взяла фарфоровую чашечку, поставила посередине стола. Все-таки работа в парах.

- Нарежь фильтрованную бумагу, - серьёзно сказала я Николасу.

Он всё еще улыбался. Что конкретно ему нравится?

Я насыпала пероксид натрия в чашку, Николас добавил туда бумагу.

- Ты готов? - спросила я скорее себя, чем его.

- Ага, - усмехнулся он.

Я накапала в смесь несколько капелек воды. И, оп-ля, бумага загорелась. Красиво.

- Na2O2 + 2Н2О = Н2О2 + 2NaOH 2Н2О2 = 2Н2О+О2|, - продиктовал мне Николас.

- Правильно, - сказала я, записывая в тетрадь.

Как ни странно, но работалось нам вместе и правда хорошо. Николас разбирался в химии, я разбиралась в химии - никто никого не тормозил. Если что-то не понимал один, подсказывал другой.

Проделывая различные эксперименты, я даже забыла, кто возле меня. Но, всё же, иногда, нечаянно касаясь Николаса, по телу разливалась тёплая волна, а затем появлялась злость на себя за такую реакцию, и на него. Ведь он делает вид, что его место именно здесь, возле меня.

Самый запоминающийся опыт назывался «Разноцветное пламя». Название говорило само за себя. В фарфоровые чашечки наливалось немного спирта, затем насыпались различные соли и поджигались.

- Зажигать только по одной! - ворчал учитель. - Очень опасно зажигать их все сразу. Следите внимательно.

Хлорит лития окрашивал пламя в малиновый цвет, хлорид натрия создавал ярко-жёлтое пламя. При добавлении кальция, пламя вспыхивало ярко-красным, бария - что-то среднее между жёлтым и зелёным. Но больше всего мне понравилось пламя от смеси рубидия и цезия. Пламя сияло розовым и фиолетовым одновременно - очень красиво и... романтично.

Я улыбалась помимо воли. Внутри будто тоже что-то зажигалось. Николас смотрел на меня, не отрываясь.

В его глазах горел другой огонь. Он-то точно сожжет меня дотла.

Я быстро погасила огонь, накрыв его крышкой. Вот так я должна поступить и с огнем в груди, его легко можно потушить, просто перекрыв ему доступ к кислороду.

Как только прозвенел звонок, я вскочила со стула как ошпаренная. Если план Николаса заключался в том, что всё время быть рядом со мной, то мой - сделать всё, чтобы не быть рядом с ним.

Весь день я делала вид, что не замечаю его.

- Николаса не существует, - повторяла я себе под нос.

Сегодня было дождливо. Трава намокла, поэтому нам пришлось посетить столовую. Мы сели за крайний стол. Я была немного напряжена, так как ждала неприятностей. Ни один обед за два года не проходил спокойно. Но сейчас все только искоса смотрели.

Сары и её куколок не было. Маркус и Николас сидели за общим столом «крутых» парней. Там обитали спортсмены, плэйбои, ну и остальные в том же духе.

Еда, конечно, в столовой была не очень. Лучше уж те сэндвичи, которые Яна приносит ежедневно. Я ковырялась вилкой в непонятной кашице.

- Фу, гадость какая, - озвучила Яна мои мысли, попробовав немного. - Что это вообще такое?

- Если бы я знала, - усмехнулась я.

- У меня сейчас физкультура, а у тебя история?

- Ага, - кивнула я.

- Потом я пойду к химику. А ты все ещё хочешь пойти в библиотеку?

- Да, хочу кое-что почитать.

- Хорошо, значит ищи меня через час в кабинете химии после окончания уроков.

Я кивнула, затем мы встали и направились каждый в свою сторону.

Я люблю библиотеку. Это единственное прибежище для меня. Сара и её подружки никогда здесь не бывали. В этом хранилище знаний я всегда могла побыть в безопасности. У меня есть час, чтобы найти то, что нам задали.

Джером Д. Сэлинджер «Над пропастью во ржи».

Я открыла книгу и погрузилась в мир парня-подростка и его бунт. Нам говорили, что эта книга очень актуальна сейчас, хотя написана она была во второй половине XX века. Хотя учитель литературы про все книги говорила нечто подобное. Но сейчас я не могла с ней не согласиться.

Проблемы подросткового бунта, отвержение общепринятых норм и устоев, когда всё переворачивается, добро и зло пытаются поменять местами - всё это очень важно для современного общества.

Сейчас в каждой семье можно услышать выражение «подростковый период». Но если бы они просто бунтовали, носили бы чёрное или ирокез - было бы проще. Всё чаще мы скорее сталкиваемся с подростковой жестокостью, подростковой агрессией. Школьники слишком жестоки. Они не подчиняются правилам, идут против системы. И неизвестно, к чему стремятся эти дети.

Я засиделась. Прошло уже больше часа. Яна не пыталась меня найти, значит, ещё занята. Я решила спуститься в кабинет химии и подождать возле него, если она еще не закончила.

Я подхожу к кабинету, открываю дверь и замираю на пороге.

Яна сидит на парте, спиной ко мне. Её ноги широко раздвинуты, между ними стоит Маркус. Его левая рука блуждает под её юбкой, а правая удерживает шею Яны в удобном положении для поцелуя.

Они целуются с каким-то остервенением, словно от этого зависит их жизнь. Маркус отрывается от её губ, спускаясь к шее. Яна выгибается дугой. Его правая рука накрывает её грудь...