Печать позора (СИ)

Он вышел на улицу и, не отпуская, донёс меня до своей машины. Чёрный Ford Mustang VI. Аккуратно посадил на пассажирское сидение, затем сел за руль.

Мы ехали молча. Я смотрела в окно. Всё внимание Николоса было приковано к дороге. Меня это вполне устраивало.

Я не хотела ни с кем разговаривать, тем более с ним.

Николас – это последний человек, к кому бы я обратилась за помощью.

Почему же он сделал это?

Сейчас он сидел в кожаной куртке на голый торс. Его тело выглядело расслабленным, одна рука лежала на руле, другая на переключателе скоростей. Машина ехала ровно, скорость была не очень высокой, будто бы Николас никуда не торопился. Я тоже пыталась успокоиться. Но вид его обнажённых кубиков этому явно не способствовал.

Я глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь сделать это как можно тише. В его машине пахло дорогой кожей, сигаретами и им самим. Тем самым мускусным ароматом, что до сих пор не даёт мне покоя по ночам.

Мы подъехали к воротам моего дома. Николас заглушил мотор. Я немного замешкалась, не зная, отдать ему рубашку, или лучше все-таки не шокировать так соседей. Но, если я сейчас не отдам ему рубашку, то когда? Вряд ли он ещё раз будет ко мне так близко.

Я все же решила отдать ему рубашку. Соседи и так считают меня последней шлюхой, ничего не изменится, если они увидят меня в нижнем белье. Я начала быстро расстёгивать пуговицы, которые еще минут десять назад старательно застёгивала. Я уже добралась до последней, когда услышала, как Николас резко и шумно вдохнул. Я повернула голову. Он смотрел на меня. Его глаза потемнели. Я не знала, что это значит. Наверно, злится на меня. Его взгляд прошелся по мне: с головы до ног. Скулы Николоса напряглись, будто он сжал зубы.

Неожиданно его рука повернула меня к нему, а сам он оказался слишком близко. Его нос коснулся моей щеки, дыхание теперь щекотало кожу. Я замерла. Левой рукой он коснулся моей ключицы. Казалось, я перестала дышать. Его рука нежно и медленно скользила вниз между грудями, по животу, он расстегнул последнюю пуговичку, затем отодвинул рубашку в сторону. Мое дыхание участилось. Теперь Николас видел меня полностью. Я сидела в его машине в нижнем белье и ждала, что он сделает дальше.

Я должна была оттолкнуть его, дать пощечину, но вместо этого я наблюдала за ним и наслаждалась прикосновениями его руки. Николас повернул мою голову так, чтобы мы оказались лицом к лицу. Он смотрел в мои глаза. Я не могла ничего рассмотреть, ведь глаза уже заволакивала пелена возбуждения. Николас положил правую руку на заднюю поверхность шеи, а большой палец на щеку, затем провёл по ресницам моего левого глаза, опустился к губам.

Господи, как же приятно.

Его левая рука прошлась по кружеву бюстгальтера. Я вздрогнула, когда он сквозь тонкий материал коснулся моих сосков. Дыхание Николаса было учащённым. Его лицо было слишком близко. Еще чуть-чуть и его губы коснуться моих. Я прикрыла глаза, ожидая этого момента, полностью в его власти.

-Что это? – услышала я вместо поцелуя.

Я открыла глаза. Николас проводил рукой по шраму на моем животе.

-Откуда у тебя это? – выдохнул он.

У меня было ощущение, что чья-то невидимая рука сжала сердце. Шрам снова заныл.

Николас посмотрел мне в лицо.

Нежели он не знал? Быть такого не может. Мне казалось, что все в школе знают об этом.

-Почему ты молчишь? Это шрам от достаточно глубокого пореза. Кто это сделал?

Я не собиралась ему отвечать. Николас игнорировал меня два года, а сейчас вдруг просит рассказать. Нет. Ни за что не доставлю ему такое удовольствие. Я не понимаю, что он задумал. Для чего это всё?

Какой-то новый способ издевательства?

-Это не твоё дело, - выплёвываю ему в лицо, затем с силой отталкиваю его от себя.

Я выскочила из машины быстрее пули. Резко стянула с себя рубашку, затем швырнула её в открытое окно мустанга.

Я ненавидела его за то, что он действовал на меня как наркотик, несмотря ни на что, и презирала себя за то, что позволяла ему это.

Я вошла в дом. Было темно. Мама давно уже спала. В темноте я увидела силуэт, вздрогнула. Кто-то проник в дом? Но спустя пару секунд я узнала этого человека.

В холе стоял папа. Он ошарашенно оглядывал меня. Представляю, что он видит. Дочь пришла поздно ночью лишь в кружевном белье, да еще и босая, хотя, обувь, конечно, ситуацию нисколько бы не исправила.

Он же не ожидает от меня объяснений? Я лишь хмыкнула и криво улыбнулась. Я молча обошла его и стала подниматься по ступенькам.

-Это машина Николоса Свена?

Браво, папа. Вместо того, чтобы спросить, как так вышло, что твоя дочь вдруг оказалась практически без одежды, ты спрашиваешь, чья это машина.

Я обернулась.

-Да, - незачем скрывать, его машину итак все знают.

-Почему ты в таком виде вылезаешь из его машины?

Я удивлённо вскинула бровь:

-Ты задаешь вопросы? С чего бы это?

-Что между вами происходит?

Я не собиралась отвечать. Папа знал, что между нами произошло, весь город знал. И всё, что происходило потом, тоже было ему известно. Но он не раз не подошел ко мне, не спросил, не поговорил. Сейчас я считаю, что у него нет права вмешиваться в мою жизнь. Ни у него, ни у мамы.