Коста послушно кивнул и вышел, бросив ещё один взгляд на дальний стол – в это время уже всегда поднималось тесто на завтра, опара ползла вверх, приподнимая полотенце, но сегодня чан был пуст.
На улице он натянул капюшон, потоптался на месте и решил вернуться во флигель кружным путем, обогнув дом. А то, что можно по пути заглядывать в окна – кто виноват, что они на высоте его роста?
Окна запотели – видно было всего ничего, и Коста уже завернул за угол, когда кто-то дернул его сзади за плечо, утаскивая обратно.
– Ты что здесь вынюхиваешь? Чего надо? Чей ты? Говори! – удар, обрушившийся сверху оказался внезапным, и Коста потерял равновесие на миг, но быстро вывернулся рванув завязки пояса и оставил полушубок в руках нападавшего – и быстро отпрыгнул в сторону. В форте часто приходилось избегать драк.
– А ну иди сюда! – мужик, выше и тяжелее его, рванул вперед с неожиданной резвостью, и, схватив его за ворот, потащил к себе. Коста вывернулся и укусил – со всей силы, куда достал, и в придачу вмазал кулаком. – Ах ты, гаденыш!
Их растащила мистрис, когда они уже вовсю извалялись в снегу.
– Живет он здесь, идиот! Живет! Во флигеле! – сурово шипела вдова. – Сказано вам было – сидеть в заднем, ни шагу за порог! Сказано?!
Коста грел руки о горячую чашку и изучал царапины на пальцах. Костяшки на одной руке сбиты в кровь. А пальцы – достояние каллиграфа, руки – кормят писаря, и вообще то единственное, что его кормит.
На племянника, заросший бородатый мужик походил слабо. Скорее на сбежавшего наемника, как и постоянно шмыгающая носом девица, которую представили, как “жену племянника”. Вместо того, чтобы броситься к мужу, когда они ввалились внутрь, она бросилась от них – прятаться. Жены так себя не ведут.
Но Коста – молчал и ждал. Потому что бородатый “племянник” поставил стул точно перед дверью, перегородив выход.
– Коста, мальчик… – со вздохом начала хозяйка.
– Да порешим его и дело с концом…
– Я вам порешу, – мистрис решительно загородила его собой и шагнула вперед. – Вылетишь отсюда раньше, чем звезды зажгутся…
Раньше, чем она закончила, Коста крутнулся на стуле, и рванул к дальнему столу, выхватив со стола бутыль с маслом, подбросил в воздух, стекло разбилось с грохотом, забрызгав полкухни… и метнулся к печи…
– Коста!!!
…в которой были отличные угли.
В этот раз к Наставнику Коста пошел сразу, как его выпустили, после третьей попытки без заиканий принести клятву о молчании.
Руку мастеру под нос – со сбитыми костяшками он сунул сразу, и постучал ладонью по горлу – “не могу”.
– Малец?! Дрался?
Коста быстро очистил место на столе, сдвинув все в сторону, выхватил у мастера кисть и на чистом пергаменте тонкими штрихами начал набрасывать – вывеску пекарни, вид с улицы, след на полу, едва уловимые черты мужского лица, дородную вдову, след от шрама на запястье “племянника”, пустой чан на столе…
– Хватит, хватит, хватит, – кисть у него отобрали мягко и Коста понял, что дышит часто с присвистом. – Я понял… понял больше, чем ты думаешь…
Коста боднул головой, постучал ладонью по горлу, и потом впечатал кулак со сбитыми костяшками прямо в рисунок “мужика”. И хотя вдова дала ему “слово”, что мастера не тронут, если Коста принесет клятву и будет молчать – он не верил. Прошлый раз они опоздали, но могут успеть сейчас.
В пекарню они шли вместе – сначала Наставник Хо, расслабленно разминающий пальцы, и за его спиной взъерошенный Коста.
– Иди к себе. Быстро, – властно скомандовала вдова дочери, увидев гостей на пороге. Девчонка бросила тесто и даже не отряхнув руки от муки, убежала. – Мальчик…