Печать мастера. Том 1

Есть ли что-то более совершенное, чем тонкая линия, которую кисть ведет, оставляя на листе? Повинуясь движению пальцев, которые повинуются мыслям, которые в свою очередь – просто скользят в океане ощущений.

Этим заданием Коста – наслаждался. Он нарисовал портреты каждого из виденных в первый день учеников – и в половине случаев уловил точно, что составляло внутренний стержень каждого из них.

И в половине случаев ошибся специально.

Ошибся, потому что один из кураторов этого теста напрягся после третьего правильно считанного портрета так, что у Косты волоски на коже встали дыбом от напряжения – ему даже пришлось переложить кисть в другую руку и размять запястье, прежде, чем продолжить рисовать.

Учеников – девятнадцать. Нарисованных портретов – три. И в каждом из трех вариантов он верно уловил суть. Семнадцатый сказал – «делай все, что можешь», но при этом Коста до сих пор слышал, как жалобно звучит в ушах перестук браслетов – «звяк-звяк», когда Пятый сказал – «не показывай всего, что можешь, никогда».

– Ну же? Рисуй четвертый! – поторопил его Учитель.

И Коста нарисовал.

– Неверно! – выдохнул Учитель рядом почти радостно и напряжение сразу спало. – Он не видит «суть» всего!

– Любому камню требуется огранка, – тихо и размеренно произнес старичок в очках с тростью – единственный, кто присутствовал вообще на каждом из его тестов, начиная с первого.

– Боишься, что он нарисует твой и узнает, что ты делал вчера в кустах, «десяточка»?

– Заткнись, Шрам! – огрызнулся Третий из Учителей. – И напрягся бы не только я!

– Не только… – почти беззвучно повторил старичок, приподняв очки и рассматривая Косту с новым, особенно пристальным интересом.

* * *

Кровь за время «испытаний» у него брали ещё трижды – в большой рабочей лаборатории, которая располагалась под Главным корпусом – ряды столов – ровно девятнадцать, ряды небольших печей – и Коста понял, что именно здесь проходят занятия по Алхимии, предмету, в котором он пока не понимал практически ничего.

Алхимики не сказали ничего нового – есть три зимы до того, как ему исполнится шестнадцать, чтобы пробудить дар и увеличить круг. Если этого не произойдет, Коста навсегда останется слабейшим на Острове.

Наставник так и сказал – «слабейший», нисколько не собираясь щадить чувства нового ученика. Наставники вообще не стеснялись в выражениях, обсуждая его достоинства и недостатки, и постоянно гадая о причинах, по которым Мастер Хо выбрал именно такого ученика – и искали, искали, искали… как драгоценный камень в куче соломы.

Которого там просто не было.

Потому что, если бы спросили его – он бы сказал сразу. Что Наставник Хо никого и никогда не выбирал. Это он приполз к двери лавки, просто не оставив мастеру выбора.

Но его не спрашивали – и Коста – молчал. Запоминал. И слушал.

* * *

Каждый из «навыков», которые проверяли Учителя оценивался просто – «десять» – это максимум, учить не нужно; «девять» – великолепно, требует огранки; «семь-восемь» – хорошо, нужна индивидуальная программа; «пять-шесть» – это граница, ниже которой ученика следует развивать в этих направлениях только по общей программе.

Что такое «общая программа» – Косте не объяснил никто, зато пояснили, что все ученики на Острове знаний этого потока обучаются уже десять зим – и осталось шесть зим обучения, и что Косте придется догонять и догонять много.

Ему дадут только одну зиму, чтобы учиться и при этот досдать предметы, которые со – ученикам уже зачли. Но он не один такой «отстающий» – последним три зимы назад на Остров попал Семнадцатый номер и…