Печать Аваима. Забытый во Мраке

Город появился после того, как начали разрабатывать каменоломни – кто-то из отпрысков тогдашнего герцога наткнулся во время охоты на горячие озера, а свита быстро разнесла новость среди рабочего люда. Наиболее предприимчивые быстро смекнули, что теплая вода позволит шлифовать камни даже в зимние месяцы без особых затрат на отопление. И, вместо того чтобы транспортировать глыбы на юг, по-быстрому оборудовали мастерские прямо на источниках. А вскоре мастерские обросли городскими домами. Но источников оказалось не так уж много и выходили они в стороне от больших дорог, и городишко так и не разросся, хотя исправно платил налог в казну уже нынешнему герцогу и приносил немалую прибыль своим горожанам.

Тамаш с чувством потянулся, снова сел и натянул сапоги. Выудив из сумки свежую рубаху, он поспешил в сад и его провели в полутемную каменную комнату с круглым окошком под потолком и большой каменной чашей, до краев наполненной чистой водой. В помещении приятно пахло смесью эфирных масел.

– Одёжу оставьте. Матушка застернёт.

Тамаш поблагодарил девочку, плотно закрыл дверь и, скинув опостылевшую дорожную одежду, с наслаждением погрузился в блаженное тепло. Прошло немало времени, пока он тщательно вымылсяы, отскреб посеревшие от пыли ноги, несколько раз напенил и смыл волосы, и все никак не мог поверить, что ему так несказанно повезло! Когда каждый сантиметр кожи покраснел и распарился, он, наконец, вылез и ополоснулся из ведра, заботливо приготовленного в углу. Все в нем разомлело от чистоты и блаженства, и единственное, на что он готов был потратить остаток дня – это сон в свежей постели. И, Виата всемогущая, он точно проспит до завтрашнего обеда! Ничто в этом мире не сможет заставить его передумать.

Перед уходом Тамаш аккуратно сложил грязную рубаху, накинул балахон, прихватил сумку и направился в сад с одной только мыслью о манящей ровной и чистой кровати на чердаке. Но, проходя между столами, вдруг почувствовал непривычную слабость, ноги обмякли, перед глазами заплясали цветные точки, а уши как заложило ватой, и он, наткнувшись на табурет, свалился лицом в траву.

Очнулся Тамаш от внушительных оплеух. В мутной пелене над ним плыло взволнованное, потное лицо Сесилии. Женщина крепко держала его за грудки и что-то быстро причитала на звонком южном наречии. Когда Тамаш попытался увернуться, Сесилия облегченно вздохнула:

– Ох, очнулись! Хвала Виате, заступнице хилых да хворых! Да что ж всех разобрало сегодня на обмороки!

Тамаша быстро усадили на тот самый табурет и вручили кружку воды.

– Прошу простить меня, не стоит беспокойства, – Тамаш смущенно оглядел зевак, – разомлел немного с дороги.

– Ага, – скептически хмыкнула Сесилия, – хилый этот тоже так говорил. Да только я уж навидалась бродяг недокормленных. Разомлел он! Так и уплелся, еле ноги тащил. Ну а вы что? Очухались?

– Уже все в порядке, прошу еще раз простить, – вежливо отмахнулся Тамаш, – так с кем еще нездоровье случилось?

Он уже мысленно попрощался с кроватью – как минимум, перед тем как пойти спать, нужно найти и осмотреть этого хилого, который куда-то уплелся.

Сесилия неопределенно взмахнула крепкой рукой и противно запричитала:

– Да провожатый этот. С пилигримами который. Сидел-сидел, да так и рухнул лицом в стол. Обормот малолетний. Кольчугу! Да в такую-то жару! Тьфу, полудурок в платочке. Не будь он с божьими странниками – и на порог бы не пустила!

Тамаш слушал в пол-уха, надеясь, что парень окажется обычным бродягой, сомлевшим от пива и сытной еды, и уже мечтая, как вскоре растянется на кровати.

– Я-то его размотала, платочек евоный, засаленый, да водой поплескала, – не унималась хозяйка, – так он еще и меченый какой-то. Тьфу, Виата сохрани! Скорей бы убирался! Аваим его забери!

Тамаша как молнией ударило – меченый! Все мысли о кровати улетучились в один миг. Осторожно, чтобы не выдавать волнения, он спросил:

– А где этот провожатый сейчас? Я бы хотел его осмотреть.

– Да там он, в амбаре, – она снова взмахнула рукой, – только не ходили б вы. Не марайте руки. Не приведи Виата, и вправду окажется печать Аваимова.

– Виата-заступница не по чинам раздает благости, а всякому, у кого есть нужда, – строго одернул ее Тамаш.

– Ох, и то правда! – Сесилия по-девичьи прикрыла рот ладошкой, – простите, ваше лекарство, бабу болтливую! Не со злости я, по скудоумию, богохульство сказала.

– Ладно, вижу, что не со злости, – отмахнулся Тамаш, желая поскорее закончить разговор, и Сесилия благоразумно удалилась, а лекарь направился к амбару.