– Ну, нету и нету. Будем ждать, когда сам свое имя вспомнишь. Говорят, сильные потрясения этому способствуют. А вообще, повезло мне, что я тебя встретил.
Коровин почесал пузо.
– Почему?
– Надоело мне тут в одиночку. Доминикус, конечно, добрый, но все время молчит. Я его полгода учил говорить, а он только «мама» да «мама»…
– Мама, – каким-то синтезированным голосом сказал Доминикус.
Я вздрогнул. Хорошо-то как. Человек пуляется из пальцев молниями, кошка говорит «мама», пираньи… Начало хорошее. Не удивляюсь, что Ван Холл заинтересовался этим местечком. Если бы я умел пуляться из пальцев… Но не исключено, что эта возможность реализуется только здесь.
Внезапно я почувствовал боль. Будто меня вновь принялись кусать пираньи. Я поморщился и осмотрел свои раны. Раны воспалились. На месте каждой образовался красный бугорок, весьма болезненный при надавливании. Я отвинтил крышку с фляжки и стал поливать повреждения.
– Щиплется? – спросил Коровин.
– Ноет.
– Плохо. Если щиплется, это значит яд не попал. А если ноет – попал.
– Чревато?
– Не бойся, – успокоил Коровин, – не сдохнешь до времени. Лечи подобное подобным, так говорил Авиценна, клин клином вышибают, так говорил Ярослав Мудрый. Я немножко знаком с медициной, сейчас я залечу все твои болечи…
Ну да, сейчас он залечит все мои болечи. Черничным листом, черемуховым цветом.
Коровин накрыл котел с пираньями крышкой, потряс его. Достал из рубища деревянную плошку, наклонил котел и наполнил плошку нездорового вида слизью.
– Раздевайся, – велел Коровин.
Я стал послушно раздеваться. Походная аптечка улетела куда-то вместе с рюкзаком, пренебрегать народными средствами не стоило.
– Слизь пираньи содержит дезинфицирующие вещества, заражения не будет, – объяснил Коровин. – И заживет быстрее. Как на сотруднике лодочной станции.
Я поглядел на Коровина. С побитой мордой, но с юмором. Это мне нравилось.
Куклачев с Планеты Х швырнул мне миску. Я оторвал от лохмотьев комбинезона полосу, намотал ее на длинную палочку, палочку обмакнул в слизь и стал замазывать свои повсеместные язвы.
Не могу сказать, что это было приятно. Слизь сама по себе отвратительная субстанция, слизь пираний тем более. Она воняла рыбой, к тому же оказалась еще и чрезвычайно жгучей. Но я терпел. Терпел и думал, что потом, когда заживут все эти прокусы, я останусь покрыт многочисленными шрамами. Причем шрамами позорно-мелкопоместными, будто меня побило крупной, с горох, ветрянкой. Другое дело шрамы колюще-рубленые, а тут…
Выбирать было не из чего, и скоро я оказался обмазан слизью с ног до головы.
– Не бойся, скоро засохнет, – успокоил Коровин. – Нормально будет.
В правом моем ухе засвистело, глаз задергался.
– Что? – заботливо спросил Коровин. – Что опять?
– Свистит в ушах, – сказал я. – В правом. А может, в голове…
– Не расстраивайся, – успокоил Коровин. – Тут у всех в голове свистит. У некоторых даже голоса в голове. Даже у Доминикуса и то чердак не в порядке. Представь, ему кажется, что он изюбрь.
– Изюбрь? – По виду Доминикус на изюбря совсем не походил, походил на жертву фальсификаторов лисьих шуб.
– Изюбрь. Самый настоящий изюбрь. Ему кажется, что он в Беловежской Пуще обитает, пьет ключевую воду и кормится корой с дуба. Я одного гипнотизера встретил, и он мне про это рассказал.
При слове «изюбрь» Доминикус приосанился, выставил хвост и наполнился внутренним благородством. Будто он действительно пил ключевую воду и кормился корой с дуба.
Говорит «мама» и считает себя изюбрем. Круто.
– У меня, – рассказывал Коровин, – как я сюда попал, в голове вообще полгода свистело. Будто Соловей Разбойник поселился… Слушай, а ты вообще понимаешь, куда ты угодил?
– В болото, – сказал я.
– Это точно. Я видел, там у тебя парашют, кажется, был… Ты, вообще, кто? Парашютист?
Я пожал плечами.
– Так ты что, сюда случайно попал? – удивился Коровин. – И на парашюте… Первый раз вижу, чтобы сюда на парашютах попадали…
– Я? – покачал головой. – Не знаю… Может, и случайно…
– Погоди, погоди. – Коровин даже схватил меня за руку. – Так ты что, сюда не хотел?
– Куда «сюда»? – спросил я.
– Ну да… память отшибло, – пробормотал Коровин. – Ладно, подождем, когда ты вспомнишь, времени у нас три вагона. Однако если ты сюда попал – то, значит, хотел. Поэтому ничему не удивляйся. И не спрашивай каждую минуту, где ты. Очень скоро сам поймешь. А пока надо решить насущные проблемы, костер-то, кажется, разгорелся. У тебя нет случайно горстки фасоли?
– Нет, – ответил я.
– Жалко. – Коровин подбросил в огонь хворостин. – Я так по фасоли соскучился… Жалко, что Доминикус не собака…
Коровин потрепал своего кошака за шею.
– Почему? – удивился я.
– Во-первых, он мог бы искать трюфели, а это вкусно. А во-вторых, он мог бы зализывать раны. Собаки отлично зализывают раны, у них слюна бактерицидная. Доминикус бы тебя отлично зализал, даже без слизи обошлись бы…
Доминикус бросил на меня плотоядный взгляд, и я подумал, что, если бы Доминикус был собакой, я бы не стал записываться к нему на зализывание.
– Но собак тут, к сожалению, нет, – вздохнул Коровин. – Живых.
– Мертвые только? – спросил я.