Пчелиный волк

– До нас он работал на Гаити. Там тоже была лаборатория, так там один ихний доктор построил аппарат для скрещивания людей и снежных барсов. И Варгас считает, что наша установка – не что иное, как регрессор.

– Чего? – не понял Дрюпин.

– Того, – передразнил я. – Установка, которая запускает эволюцию в обратную сторону. То есть. Помещают тебя под эту установку, ну, и поехало. Сначала ты превращаешься в неандертальца, затем ты превращаешься в обезьяну, затем в барсука, ну и так далее. Пока не становишься таким вот ящером с красной шерстью.

Дрюпин сидел с открытым ртом.

– Ты же видел этого ящера, – подмигнул я. – Он тебе никого не напомнил?

– Это все ерунда…

– Ерунда так ерунда. А вообще, Дрюпин, даю тебе день. Завтра ты должен придумать.

– Что придумать?

– Придумать, как пробраться в пятый блок. Придумай, а я пока пойду. Подвергну душу отдыху.

Я постучал Дрюпина кулаком в плечо, послал Сирени воздушный поцелуй и отправился в свои пенаты. Играл перед сном на флейте, составлял в уме перечень фруктов, которые можно легко купить на рынке Икитоса в это время года. Потом стал было снова придумывать имена, но вовремя вспомнил, что решил с этим завязать, и стал просто лежать и думать о будущей встрече со своими пращурами. Хорошо бы их посадить в регрессор, превратить в мопсов, а потом выводить гулять на поводках и в строгих ошейниках, а если не будут слушаться – лупить их хлыстом по пяткам.

Успокоившись этими мыслями, я уснул и спал мирно, безо всякой сновидческой рефлексии.

Но утром следующего дня проснулся в скверном настроении.

Ничего необычного в этом не было, я всегда просыпаюсь в скверном настроении, даже если сплю головой на восток и силовые линии проходят через мозг как положено, а не поперек.

Жизнь с утра тяжела, с утра мне бы съесть немецкого салата с ветчиной и кукурузой, но этого салата я не ем никогда. Потому, что у нас никто не знает, как его готовить. Как-то раз в «Гнездышко Бурылина» приехала делегация дружественных немцев. Дружественные немцы привезли нам хорошую, дорогую обувь, которой сносу нет, привезли крупную, но безвкусную германскую чернику, а один, его звали почему-то Кай, приготовил салат. Он назывался «Золото Рейна» – и это был самый вкусный салат, который я пробовал в жизни. В него входила кукуруза, ветчина, а названий других продуктов я не знал. Я хотел спросить у Кая рецепт, но немцы неожиданно уехали.

А в кулинарных справочниках этого салата не было. И поэтому с утра мне всегда хочется кого-то убить. Если бы чья-нибудь добрая душа поднесла мне с утра «Золото Рейна», я бы гораздо спокойнее относился к человечеству. Был бы гуманистом, честное слово.

Варгас уже ждал меня в тире, дул, как всегда, свой кактусовый сок, курил золотистые сигары, мечтал о жарком солнце юга. Мы постреляли немножко, Варгас убил меня четыре раза, я его ни одного. Потом почти два часа подряд я тупо стрелял по мишеням, поскольку в стрельбе главное – тренировка, кажется, я уже говорил.

После стрельбы Варгас раскрыл мне пару секретов. Я спросил, почему он не хранит секреты, тот ответил, что секреты – это не старые подштанники, хранить их нечего. Учитель и должен передавать ученику секреты. К тому же я напоминаю ему его самого в молодости, когда он еще не убил пятьсот человек, не считая негров и китайцев, и не разочаровался в жизни. Тогда он был молод, не курил и звали его не Варгас, а Жетулио Варгас, в честь президента Бразилии. А потом он первое имя отбросил, потому что оно звучало несерьезно, а с именами шутить нельзя, имя – серьезная вещь.

– Будешь выбирать имя – подумай много, – посоветовал Варгас.

Потом мы пообедали расстегаями с квасом, подремали, после чего Варгас отправился в тир дальше полировать свое смертоносное искусство, я же в гимнастический зал учиться боевому фехтованию.

Фехтование у нас преподавал один японец со сложным именем Инзицабуро Кобринуобокава, сокращенно Кобракава, мастер меча. Меня убили три раза, и пришло время развить не только мышцы, но еще и мозги. Я отправился в библиотеку, чтобы почитать старые умные книги. В библиотеке меня не убили ни разу, поскольку убийства в библиотеке не предусматривались.

Сразу после библиотеки шли занятия по подводному плаванью. В третьем корпусе здоровенный бассейн, в нем акулы с выдранными зубами, раз в три дня мне выдают нож и запускают в воду. Два часа я отбиваюсь от голодных акул, в этом мало веселого.

В тот день акулы со мной не справились, сказывались тренировки. Я прикончил штук пять, на шестой захлебнулся. Утонул.

Утопание – самая противная разновидность смерти. Потому что утопание – это по-настоящему. В перестрелке с Варгасом смерть являлась в виде синяков на тушке – бронежилет держит пулю, но не держит удар. Фехтовка с Кобракавой вообще не оставляла следов – бронежилеты крепкие, а супербулат использовать нельзя. Так что в утопании все как в жизни. Мерзко.

Я захлебнулся на шестой акуле. Слишком долго задерживал дыхание, эта тварь не давала мне всплыть. Затем рефлекторный вдох, я не успел добраться до поверхности, вода залила легкие, я отрубился.