Пчелиный волк

Я открыл окошко и выглянул. Прямо под нами тянулась тундра.

Невысокий кустарник и алые пятна иван-чая. Маленькие прозрачные озера. Красота. Дорога, тянущаяся к горизонту, на ней сани с широкими полозьями, какие-то животные, похожие на крупных собак… Олени.

– Там олени, – сказал я Коровину. – Зачем сани летом?

– Какие еще к черту олени?! – крикнул Коровин. – Какие сани? Они пробили дирижабль!

– Это неприятно, – сказал я. – Но они будут свою рогатку полчаса перезаряжать, мы успеем…

Над головой у меня щелкнуло. Я влез на лесенку, откинул люк. Суперкопье врубилось в бок дирижабля. Материя разошлась и продолжала медленно распарываться по швам. С характерным треском. Я сразу понял: что-либо сделать вряд ли удастся, дирижабль погиб.

Спустился в корзину.

Коровин тоже уже все понял. А может, почуял своим эльфийским чутьем, что корабль идет ко дну. Он собирал в большую корзину шмотки и Доминикуса, Доминикус собирался с трудом, недовольно мяукал и уминался между тряпками и горшочками с вареньем.

Кипчак невозмутимо отбирал полезные вещи. Оружие, припасы, инструменты.

– Зря ты туда банок напихиваешь, – сказал я Коровину. – Вряд ли посадка будет мягкой. Получится из твоего Доминикуса кошачий паштет, потом не склеишь.

– Ты прав, – согласился Коровин. – Безопасность прежде всего.

Коровин принялся выкладывать банки, открывать и заглатывать их драгоценное содержимое. Варенье текло по подбородку, заливалось под рубище и разбрызгивалось по сторонам.

– Зря ты так делаешь, – сказал я. – А вдруг тебе проткнут желудок? Тогда варенье вытечет в кишки, умрешь страшной смертью.

– Здесь нет хирургов, – возразил Коровин. – Так что все равно – с вареньем или без. А варенья жалко. Врагам достанется ведь…

И он сожрал еще банку.

Дирижабль издал вздох и накренился.

– Дифферент на нос, – сказал я. – Сейчас будем падать.

– А может… – предположил Кипчак.

– Никаких может. Только падать. Я бы на твоем месте занимал самое безопасное место.

– А где здесь самое безопасное место? – жадно спросил Кипчак.

– Нигде, – ответил я. – В подобных случаях принято говорить «спасайся, кто может». Но в наших условиях спасаться некуда. Предлагаю тебе начать паниковать.

– Как? – вмешался Коровин.

– Тебе видней.

Я уселся в кресло. Надо было бы пристегнуться ремнями, но пристегиваться было не к чему. Дирижабль накренился еще сильнее. Не только на нос, но еще и на борт.

– А может, прыгнем? – предложил Коровин.

– Коровин, это лягушка почти вся состоит из воды. В тебе воды несколько меньше, больше другого. Поэтому не обольщайся: ты если шмякнешься, то шмякнешься по полной программе. Так что, вообще, расслабься…

– А пошел ты! – Коровин нервно высунулся в окно. – Падаем! Мы падаем вниз!

– Коровин! Падать вверх затруднительно…

Дирижабль накренился сильнее. В сторону носа покатились мелкие предметы.

– А! – крикнул Коровин.

Кипчак встречал опасность с холодной улыбкой, сквозь которую были видны стиснутые зубы.

Коровин все-таки мелко запаниковал. Его повело вниз, он врезался в холодильник и оказался густо засыпанным свежеморожеными лягушками.

Дирижабль набирал скорость. В окнах свистел ветер, над головами трещала раздираемая обшивка, за спиной гудели баллоны, пытавшиеся вбросить в полости дирижабля летучий газ. Я сидел в кресле и ждал удара. Коровин попытался выбраться из-под лягушек, но крен усилился, и он не смог двинуться с места.

Начал орать Доминикус, это добавило нашему падению изюминки.

– Коровин! – крикнул я. – Ты не мог бы спеть мне что-нибудь бодрое? Про Неаполь? Про далекие страны?

Но Коровин не смог спеть ничего. Ни бодрого, ни мрачного. Дальше он только молчал и хрюкал.

Так мы и падали.

Глава 10. Поэтический дристаж

Трибуны притихли.

Трибуны притихли, на арене объявился человек, которого я видел вчера мельком.

Пендрагон. Сам Пендрагон.

Хорошее начало.

Пендрагон остановился в центре арены и воздел руки.

– О, други! – произнес он скорбно-торжественным голосом. – Много лун прошло с той поры, как пал, сраженный сонмом врагов, доблестный рыцарь Персиваль Безжалостный. Много воды утекло в наших реках, взошли сочные хлеба, тучные стада пресекли свой бег…

Пендрагон прикрыл глаза и, наверное, минуты две молчал. Пытался совладать с чувствами. Совладав с ними, он продолжил:

– Тогда, в тот славный и скорбный день, мы сражались плечом к плечу. Прикрывая друг другу спину. Но он пал, а я стою тут, перед вами…

Пендрагон разрыдался.

– Иди… – прошептал он сквозь слезы. – Иди и собери всех в кулак!

Последнюю фразу Пендрагон уже выкрикнул. И кулаком взмахнул.

– Создай великое государство, сказал мне Персиваль перед тем, как пасть! Невзирая на различия обитателей страны, невзирая на пристрастия! И будет идти в одном строю ягненок и лев! Чтобы никогда больше… чтобы никогда распря не легла меж нами!

Пендрагон сделал рукой рубящий жест.

– И он открыл мне Секрет!

Что-то быстро я отыскал то, что мне надо было. Пожалуй, как-то чересчур быстро… Но все бывает. Тем лучше. Тем лучше. Так я легкомысленно подумал.