Пчелиный пастырь

Над Валлеспиром кружат в ночи
Бесчисленных звезд рои,
Но мрак напрасно сверлят лучи —
Только одни объятья твои
Властны меня излечить.

Она, конечно, бросилась бы к нему в объятья, но достаточно и того, что люди видели бакалейщицу и парня с пчельника, идущих рядом, касаясь друг друга плечами.

Резкий свист застает их врасплох. Христиансен пришел за Эме. Пора. Алиса сжимает запястье молодого человека. Хотя она жена, и притом, как у Лорки, неверная, он говорит ей: «Девочка». Они отрываются друг от друга. Глаза молодой женщины — черные озера. Две прихожанки, вышедшие из церкви, рвут последнюю нить, которая их связывала.

На грузовиках «Берлье» громоздятся один на другом ульи, самые нижние покоятся на ложе из сухих листьев. Благодаря крючьям они составляют некоторое единое целое на общей подставке; к ульям прикреплены резиновые амортизаторы. Весь ансамбль скреплен тросами, которые пропущены через железные скобы и которые удерживают груз на месте. Тотем в виде улья висит на задней стенке второго грузовика.

Солнце, уже прячущееся за горой, все еще омывает крыши Палальды. Закашлялся стартер, первый мотор затарахтел. Второй — с непослушным газогенератором на дровах — приходится запускать ручкой. С подобной техникой караван никогда не доберется до места назначения! Фургоны, каждый из которых взят на буксир грузовиком, сохраняют тот немыслимый красный цвет, который видел Эме Лонги, когда рисовал их в дни своего Баньюльского счастья.

Первый грузовик рывком берет с места, за рулем датчанин. С ним сидит мамаша Кальсин. Во второй влезает Сантьяго. Эме и Капатас совершат путешествие в стареньком «ситроене». Два мула, которых ведет Толстяк Пьер, уже в пути. Позади каравана Палальду поглощают время и ночь.

Через час второй грузовик вынужден остановиться. Газогенератор выбрасывает настоящий гейзер. Они уже оставили позади Кастиле-дель-Аспр и хутор Кроанк; потом приземистую деревушку Толисей — родовое владение мамаши Жигу, съежившуюся под колокольней с треугольным фронтоном. Кафе с табачным киоском было еще закрыто. И вот они застряли на склоне, на дороге к Сен-Марсалю.

«Ситроен» отъезжает под благоухающие акации. В хлеву мычит встревоженный скот. Блеяние, отзвук древней-древней цивилизации, когда еще существовали кочевья — теперь они к ней возвращаются, — не дает им покоя. Пастух показывает, где они смогут набрать воды. Цыган взваливает на спину бурдюк и уходит. От моторов идет горячая вонь. Сантьяго возвращается, они заливают воду в радиатор кувшином мамаши Кальсин, а она сама удирает… Настало время, когда удирают все и вся… Под проклятия Цыгана взлетают вверх струи воды, и она льется на землю целыми стаканами. Остается только ждать наступления дня. Капатас и Эме вытаскивают сиденья из старого закрытого автомобиля и с неожиданным комфортом укладываются под черным куполом, почти таким же дырявым, как этот сволочной радиатор!

В ложбинах танцуют туманы; они наплывают друг на друга, потом становятся прозрачными — их выпивает дневное светило. Капатас зевает и потягивается. Некогда прогоревший на эспадрильях, он все же сохраняет свой фатализм. Он ждет, что целый радиатор упадет ему с неба. Лонги хочет что-то сказать, но тут из лесу доносятся какие-то дикие крики, которые пробуждают животных и эхо. Кричат вороны, протестуют сороки. Из всеобщего негодующего хора выделяется какой-то душераздирающий птичий крик, который торопливо кого-то зовет и тут же переходит в хрип. У Эме сжимается сердце. Такой же переполох поднимался давным-давно, когда его бабушка-фламандка совершала жертвоприношение — забивала курицу. Из кустов вылезает Сантьяго. Он танцует на дороге джигу, неся в руке какую-то невиданную птицу. Сверкая зубами, Сантьяго подходит к ним и бросает на траву свою жертву, которая широко распластывает крылья и замирает. Эме в каком-то столбняке смотрит на огромного тетерева — это тетерев-межняк, ширина размаха крыльев которого достигает метра. Сантьяго схватил птицу в то мгновенье, когда она приветствовала солнце.

Запястье у Сантьяго кровоточит. Браво! Значит, тетерев-межняк защищался. «Ты… Ты… Ты рассуждаешь, к-к-как твой друг Пюиг», — говорит Таккини. Честное слово, это правда.

— Хорошо! — подбоченясь, говорит мамаша Кальсин. — Будет ли у нас радиатор — еще бабушка надвое сказала, зато на обед у нас будет петух в винном соусе.

Вслед за этим немногословным приглашением к обеду они собираются на военный совет, на котором присутствует и равнодушный ко всякой технике Капатас. Вскоре все решено. Христиансен и Эме сядут в «ситроен» и будут ездить до тех пор, пока не найдут бак. Если сегодня к вечеру они не вернутся, Сантьяго останется здесь со сломанным грузовиком. А другой грузовик потащит один из фургонов и выгрузит ульи в Пи — это место, которое выбрал Эспарра. Потом вернется за оставшимися ульями. Начинается знаменитое цирковое представление, достойное лучших времен Сезара Помпона!