Пчела-плотник

Познав ее… точнее, отдавшись ей, он уже тогда усомнился в домашнем воспитании, ненавязчиво пытавшемся внушить мальчишке, будто связь до брака или вне брака порочна, а женщина в интимном деле лишь терпит, уступая домогательствам мужчины. То есть главная причина, побуждающая людей вступить в брак, является последней из всех и не должна приниматься во внимание.

К сожалению, он понял это всерьез слишком поздно.

Несчастливая Юрина избранница, будучи Рыбой по знаку Зодиака, рыбой была и в главной сфере, определяющей успех супружества.

Познав Тамару и растворившись в ней на целых 2 недели, Юра должен был искать себе спутницу жизни по потребностям своего темперамента. Но холодная связь с Наташей длилась уже 2 года и он не смог ее разорвать.

Сколько он ни пытался освободиться, на каких только женщин ни смотрел, как ни таял прямо на пляже от тела 2-й своей женщины, умелой и достаточно молодой Лидии, готовой проводить с ним ночь за ночью – все равно он хранил в себе память того дня, когда дрожащими руками впервые взялся за Наташины колготки. Опустил их до колен – и задохнулся. Не только от чудесного запаха, столь волнующего в эпоху «до интимных стрижек», даже не от желания – от пронзившего его ощущения невыносимой красоты того места, которое ханжеская мораль христианских веков вынуждала женщин прятать от всех всю жизнь.

Вылупившийся утенок принимает за маму тот предмет, который первым окажется перед глазами, будь это хоть кошка, хоть просто большой кирпич, и пребывает в неведении до определенного возраста. Так и Юра Андрианов – увидев 1-м из всех последующих мощный интимный треугольник своей жены, оказался привязанным к ней дольше необходимого срока.

Это, видимо, и определило несчастливый ход всего последующего, поскольку выбор подходящей женщины для начала жизни определяет судьбу мужчины.

Сейчас о главной ошибке молодости оставалось лишь сказать «увы».

Да и это говорить было без толку; Андрианов вспомнил все лишь по ассоциативной связи подступающего опьянения и старых красивых слов.

И невольно похвалил самого себя тех давних и уже не существующих лет.

Создав умозрительный образ – как показала потом жизнь Юрия Ивановича – Юра оказался точен в предвидении. Ведь тогда он был поэтом.

Был поэтом – то есть писал стихи, как было положено всякому чувствительному мальчику из приличной семьи, испытавшему первую в жизни любовь.

Любовь как сущность оказалась черноглазой евреечкой, носившей имя «Ирочка» и учившейся классом моложе. Все: и мальчишки и девчонки, не говоря об учителях – считали ее самой красивой девочкой школы №39.

У Ирочки была легкая фигурка с рюмочной талией, перехваченной поясом шерстяного платья в красную и черную клетку, длины как раз такой, чтобы наилучшим образом показать ее ровные икры при взгляде сзади.

Любовь как процесс процессом не стала.

Декольте у платья отсутствовало, хотя оно и могло обещать что-то серьезное, стоило лишь взглянуть на избранницу сбоку. Толстая ткань не проявляла деталей, прятала даже томительную застежку на Ирочкиной спине. Платье школьного стандарта ни разу не показало ее коленок – второго по значимости элемента в Юриной иерархии частей женского тела. Не стоило говорить о том, что юный поэт не осмелился коснуться пальцем ни одной из заманчивых выпуклостей. Хотя обнимая ее на скамейке соседнего со школой квартала, вдыхал одуряющий аромат, текущий от свежего девичьего тела, и одуревал от явного плотского желания. А 1-я любовь, несомненно, это понимала, но делала вид, что ей все нипочем. Сидела рядом, невинно закинув ногу на ногу, и покачивала перед его глазами желтой кожаной туфелькой с кожаным же зеленым листочком на носке. Ни одного серьезного поцелуя влюбленный поэт тоже не сорвал: очаровательная девятиклассница умела увернуться с ловкостью кошки и подставить в лучшем случае ухо.

Сейчас Ирочка, не уехав ни в Израиль, ни хотя бы в США, считалась замужем вторым или даже 3-м браком, звалась Ириной Львовной и на нее было страшно смотреть хоть со сзади, хоть спереди, хоть сбоку. Причем наверняка без шерстяного платья стало бы еще страшнее.

А влюбленный мальчик Юра поэтом не стал.

Кем же он стал, Юрий не Алексеевич Андрианов?

По сути дела никем. Точнее, был бог знает кем и занимался черт знает чем.

Конечно, занимался не без результатов.

Знакомые Юрия Ивановича, оценив вектор его жизненных интересов, могли бы выразиться почти уничтожающе.

Он шел по жизни от женщины к женщине, как от маяка к маяку.

Женщины были его всем. Они виделись единственным смыслом его существования. Без них он не мыслился никому из окружающих.

Но строгость оценок была бы обусловлена тем, на самом деле никто никогда не знал Андрианова с достаточной глубиной; при всей внешней простоте он никогда ни перед кем не раскрывался до конца.

Женщины самоцелью не являлись.

По большому счету, он все годы искал одну, всего одну, единственную.

Такую, для которой стал бы смыслом жизни до конца этой самой жизни.