У собаки образовали временную связь на звуки метронома. Ее так долго подкармливали под ритмическое тикание маятника, что звуки вызывали у нее слюноотделение. И еще порождало у нее аппетит вливание в желудок воды. Животное долго кормили, сочетая эту процедуру с вливанием в желудок воды. Два сигнала находились в руках экспериментатора: один из внешнего мира — звуки метронома, проникающие через слух в полушарии мозга; другой из внутреннего мира — сигналы из желудка в мозг. Казалось, если пустить оба раздражителя в ход, собака обнаружит подчеркнутую готовность есть. Случилось другое. Орошение желудка и стук метронома, вызывающие порознь слюноотделение, приведенные в действие одновременно, произвели в поведении собаки сумбур. Точно силы, пришедшие извне и изнутри, вступили в единоборство. Когда сумятица улеглась, испробовали раздражителей отдельно. Ввели воду в желудок животного, — ответом было обильное отделение слюны. Зато звуки метронома получили слабенький отклик. Голос изнутри заглушал звучание внешнего мира. Мозг явно отдавал предпочтение сигналам из внутреннего мира.
До нашего слуха не доходит бой часов, когда мы заняты делом, но в минуты ожидания, когда время приближает желанную цель, их тиканье становится невыносимым. Поблизости с домом днем и ночью доносится грохот машин. Механик-жилец к этому шуму привык, не слышит его и не различает. Но у себя на заводе, у парового агрегата, каждый шелест и шорох глубоко волнуют его.
Можно было подводить итог.
Кора мозга находится под воздействием раздражений, идущих изнутри и извне. С одной стороны, внешний вид с его вечно меняющейся средой и сложной борьбой за существование, с другой — большое хозяйство внутреннего мира. Два ряда устойчивых фактов стоят пред корой, и от того, как решить их, зависит благополучие всего организма.
Нервные влияния были всюду проверены, оставалось еще неясным: какими путями движутся сигналы в кору полушария, а оттуда импульсом к исполнительным органам. Идут ли они по одной колее — по нервам, или есть другой путь — гуморальный — русло крови, лимфы и секретов желез.
Быков проделывает следующий опыт.
У собаки удалили мочевой пузырь и вывели наружу мочеточники. Моча в организме больше не накоплялась и непосредственно поступала в подвешенные склянки. Экспериментатор мог следить за выделениями каждой почки в отдельности. Когда собаке вливали воду в прямую кишку, уровень в склянках повышался. Процесс этот сочетали со звуками рожка и образовали временную связь: звуки действовали на животное мочегонно.
Тогда правую почку извлекли на свет и изолировали ее от влияний внешнего мира. Перерезали все видимые нервные волокна, сняли капсулу почки, сквозь которую проходят нервные сплетения. Сосуды и мочеточники смазали раствором карболки. Никакие импульсы к оперированному органу дойти не могли, все пути к нему были отрезаны.
И все-таки правая почка, как и левая, сохранила все прежние временные связи. В одном лишь разнились они: левая отзывалась на сигналы мгновенно, а правая — оперированная — с небольшим опозданием. Почка, лишенная нервов, стала медлительной. Она исправно отделяла мочу, на ней можно было образовывать новые рефлексы, но было похоже, что левая сохранила телеграфную связь, а правая — только почтовую.
Сотрудник Павлова задумал отрезать к правой почке последнюю колею.
Водный обмен регулируется, как думают, придатком мозга — гипофизом. Этому важному центру экспериментатор решил нанести тяжелую травму, нарушить его функции и расстроить движение по руслу крови, лимфы и секретов желез.
Собаку подвергли операции. Три дня спустя рожок в камере снова звучал. Оперированное животное должно было ответить: сохранили ли почки временные связи и в какой мере? Ответ никого не удивил: левая почка откликалась на звуки рожка усиленным мочеотделением, а оперированная — хранила молчание. Она утратила способность отзываться на условные сигналы. Когда вливали ей воду в прямую кишку, усиливалось мочеотделение, но связать этот процесс с условным раздражителем, приходящим извне, почке не удавалось. Левая попрежнему могла образовывать временные связи: ее лишили гуморального пути, но оставался другой — нервный.
Путей было два — безусловно.
В самом нерве вдоль магистрали, по которой следует импульс, вырабатываются вещества, миниатюрные секреции большой возбуждающей силы. На станциях и полустанках изливаются в кровь эти предвестники идущего сигнала. Так, параллельно с телеграфом, несутся отправления почтой.
«В каждом физиологическом и патологическом процессе, — сто лет назад сказал знаменитый Роберт Майер, — играет равную роль твердое и гуморальное, нервы и кровь. Жизненные явления можно сравнить с удивительной музыкой, полной прекрасных созвучий и потрясающих диссонансов. Только в совместном действии всех инструментов заключается гармония, и только в гармонии заключается жизнь…»