Пусть поспорят, у него на сей счет свои представления. Они считают это праздным вопросом. К чему им такая подробность, – разве проверишь ее?
– Погодите, – просит он их, – я буду точнее: не бодрствует ли во сне хотя бы одна точка?
Трудно ответить на это. Мозг, как и сердце, отдыхает в процессе работы. Часть коры заторможена – охвачена сном, в то же время другая – возбуждена. Может быть, ночью в коре что-нибудь и тлеет, – но как это обнаружить на опыте?…
Ученый отвечает им историями, как бы списанными со страниц хрестоматии. Литературные отступления не в правилах Павлова, но на сей раз с ним что-то случилось. Он заставил их выслушать три загадки подряд.
Первый рассказ мы назвали бы «Случай в трактире».
– Представьте себе ресторан, – начинает ученый, усаживаясь в глубокое кресло. – За одним из столов уснул утомленный слуга. Его руки лежат на столе, голова низко свесилась; лица его не видно, но нетрудно догадаться, что беднягу разморила усталость. Кругом говор, смех, шум, крики, а он спит как ни в чем не бывало. Трактирщик зовет его: «Эй, Васька, где Васька Петров? Василий! Васюк!» Хозяин кричит, надрывается, а слуга его спит. Вдруг кто-то с дальнего столика громко позвал: «Человек!» Слуга вдруг поднимается и, еще сонный, бормочет на ходу: «Что прикажете, сударь?»
Ну, кто разгадает загадку? Все молчат. Тогда он рассказывает другое:
– В одной и той же постели спят две сестры. Из колыбельки среди ночи раздаются всхлипы ребенка. Одна сестра просыпается, торопится успокоить дитя, другая не слышит, спит как убитая. Но вот с улицы доносится лай и стук колеса экипажа. Сестра-мать крепко спит, а другая, которая ждет вестей от больного мужа, вдруг просыпается…, Как прикажете это понять?
Он приводит им еще один пример:
– Мельница шумит, колеса грохочут, пол дрожит под ногами. Сверху сыплются глухие удары, ревет поток за окном. Мельник спит и видит славные сны. Вдруг грохот колеса приутих, его ход стал неровным, чем-то нарушена плавность движения. Мельник, встревоженный, просыпается. Что его разбудило?
Примеры не новые, но объяснить их никто не решается. Ученый выдерживает долгую паузу и мечтательно говорит:
– Бывают важные связи между нами и внешним миром, значительные для всей нашей жизни. Тогда в коре мозга создается свечение, дежурный, недремлющий пункт. Крошечный огонек среди безбрежной ночи. Мозг не знает полного мрака – и ночью и днем в нем горят сторожевые огни…
Легко догадаться, что было дальше. В ход пустили слюнную железу. Чудесный инструмент блестяще сдавал экзамен. У собаки образовали пищевую связь на тон «до» и тормозную реакцию на двадцать тонов фисгармонии. Двадцать очагов торможения и один – возбуждения. «Бесплодные» звуки скоро усыпляли животное, но едва раздавалось возбуждающее «до» – звук, связанный с пищей, – собака пробуждалась, обильно роняя слюну.
Рассказы ученого стали понятны, «потустороннее» имело земной механизм.
Президент Силламяжской городковой академии
Спасибо науке! Она не только наполняет жизнь интересом и радостью, но дает опору и чувству собственного достоинства.
Все во имя науки, для дела и ради него. Минуты и секунды лишены смысла, если в них нет движения к цели, к высокой задаче, владеющей им. Трудных вопросов нет и не может быть. Надо сильно желать – и все разрешится. Если точные знания не отвечают ему, он расспросит домочадцев, жену и просто знакомых. Не наблюдали ли они чего-либо подобного? Что им известно по этому поводу? Сходит в деревню, с крестьянами потолкует, не станет сидеть сложа руки.
О своих опытах ученый охотно рассказывает знающим и не знающим предмет. С последними он даже скорее побеседует, терпеливо изложит свою идею. В этих разговорах оттачиваются его формулировки, выясняются сильные и слабые стороны темы, сложное становится наглядным и простым. Для этого не жаль ни времени, ни сил, не жаль повторить опыт несчетное количество раз. Удивляет способность его сохранять интерес к приевшемуся эксперименту – искать, казалось бы, в исчерпанном факте новый оттенок и деталь. Так иной живописец в двадцатом и сотом варианте картины обнаруживает еще один любопытный нюанс, неожиданно новую экспозицию.
Однажды Павлов привел в лабораторию незнакомого инженера и отрекомендовал его:
– Это мой свежайший ученик. Я сегодня изложил ему наше учение. Ни черта в физиологии не смыслит, а меня, вообразите, понял. Я исходил из того, что он знает немного, ну, знает, к примеру, что сердце лежит отдельно от желудка…
«Свежайшему» ученику было рассказано и показано все, что творилось в лабораториях. И надо было видеть, с каким интересом прославленный физиолог внимал каждому замечанию инженера…
Даже из несчастий Иван Петрович умел извлекать пользу, делать их плодотворными.