— Он не пил, но, несмотря на свой возраст и на свои сорок ран, страстно любил женщин.
— Это уже лучше.
— У него было тридцать пять сыновей и столько же дочерей.
— Это опять хуже.
— Король был семи футов роста! — восторженно сказала Мэрилин. — Мы, американцы, слава Богу, рослый народ, но на конференции 1945 года вся свита Рузвельта казалась при Ибн-Сауде состоящей из карликов. Кстати, он очень любил американцев, а вот англичан терпеть не мог... Вы позволите мне сказать это? — с улыбкой спросила она, поворачиваясь к Лонгу. Чтобы не затруднять ее, он пересел в четырехместное отделение.
— Наши отношения с Его Величеством королем Ибн-Саудом очень менялись, бывали разные периоды. Но если он нас не любил, то это с его стороны некоторая неблагодарность, так как он своим колоссальным богатством всецело обязан нашему майору Холмсу, — сказал Лонг с печальной улыбкой. Мэрилин засмеялась.
— Да, да, это так. Британский майор Холмс, — пояснила она Дарси, — копал землю в Барейне в поисках самой обыкновенной воды и совершенно случайно наткнулся на богатейшие залежи нефти. Он взял концессию, но английские капиталисты ею не заинтересовались, и майор продал ее за гроши. Мы, американцы, тотчас послали туда своих инженеров, переодев их мусульманскими паломниками...
— Какое прекрасное начало для фильма! — сказал Дарси. Лицо Лонга стало еще более грустным. Эта история до сих пор вызывала у него раздражение.
— Теперь Саудовская Аравия получает за нефть от нашего «Арамко» около двадцати тысяч долларов в
Барышня вошла с подносом и радостно объявила, что завтрак будет через полчаса.
— Дайте мне «Том Коллинс», — сказала Мэрилин. — И вам тоже это советую, Джорджи.
— Опомнитесь! — сказал Дарси. — Я цивилизованный человек и отроду коктейлей не пил!
— Где, Джорджи, вы жили перед всемирным потопом? — спросила Мэрилин.
Лонг заказал виски, отпил сразу большой глоток, чуть оживился и даже рассказал об одном столкновении, когда-то случившемся между Бальфуром и Кэмпбел-Баннерманом. Другие тоже выпили, всем стало веселее. Мэрилин очень хорошо рассказывала о своей последней поездке. Упоминала имена Насера, Шепилова, Бен-Гуриона, Неру, Даллеса, Молле, сообщала анекдоты обо всех, называла — правда, скороговоркой — цифры, метрические тонны, баррели. Закончила она свой рассказ лестным отзывом о заслугах Объединенных Наций: они единственная надежда человечества.
— Объединенные Нации, моя дорогая, — сказал Дарси, — действительно уже имеют одну огромную заслугу: они в последнее время совершенно наглядно доказали, что никуда не годятся. Когда-нибудь историк признает чисто комической попытку объединения государств, самая цель которых заключалась в том, чтобы погубить друг друга« Но наряду с указанным мною большим плюсом был и большой минус: ОН своему наглядному доказательству не поверили! Разумеется, эстетически очень жаль, что идея, начавшаяся с Жана Жака Руссо, Лейбница и Канта, закончилась Кришной Меноном, Шепиловым и афро-азиатским блоком. Жаль также, что нельзя создать отдельные афро-азиатские Объединенные Нации. Тогда, может быть, удалось бы и нам создать другие, куда входили бы только свободные и культурные государства. Эти в самом деле могли бы объединиться. Что ж до ваших цифр, дорогая Шехерезада, то из них, по-видимому, следует, что нефть правит миром? Это вполне возможно, впредь до того, как им станут править уран, водород или кобальт»
Мулей-ибн-Йзмаил прислушивался к рассказу журналистки. «Очень умная женщина! И какая красивая!» — думал он. Из ее рассказа узнал кое-что для себя новое. Собственно, о делах Среднего Востока он знал немного. Был в политике новым человеком, вначале очень путался даже в географии и, только когда начал политическую карьеру, зазубрил, что в Ираке столица Багдад, в Сирии Дамаск, в Ливане Бейрут. В кофейнях левого берега Парижа, где он получил политическое образование, этого не знал почти никто, и решительно никто этим не интересовался. Помимо того что ему очень понравилась американка, Мулей, как и Дарси, не любил долго молчать. Он хотел подсесть к разговаривавшим и осуществил это в два темпа: для начала пересел в кресло, оставленное англичанином, раскрыл книгу, ко, не читая, с приятной улыбкой смотрел на Мэрилин. Она тотчас о чем-то ласково его спросила. В ней было природное расположение к людям. Мулей тотчас принял участие в разговоре, затем, к некоторому неудовольствию Дарси и Лонга, сел в их четырехместное отделение. Сообщил, что, хотя в Париже были большие и очень интересные переговоры, он возвращается в Африку с удовольствием. Объяснил почему: всякий человек возвращаете с удовольствием на родину: родина есть родина.
— А что вы читаете?