Павлинье перо

ПАВЛИНЬЕ ПЕРО

Много лет назад я посетил три страны Ближнего Востока. Сравнительно долго прожил только в Каире (в исторической гостинице «Шепхерд», сгоревшей во время пожара 1952 года, известной по книгам путешественников девятнадцатого века). Все мои дорожные записи остались в России. Кое-что в памяти сохранилось. Больше дали мне для этого рассказа книги, газеты и сообщения людей, проживших долгие годы в Северной Африке и покинувших ее лишь несколько месяцев назад. Приношу им искреннюю благодарность, в частности Г. Г. фон Лерхе и Ю. В. Бочинскому.

I

Аэроплан, улетавший из Лондона в Каир, был пустоват. Туристы в 1955 году из-за тревожных событий и еще более тревожных слухов ездили на Средний Восток[1] много меньше, чем прежде. Жорж Дарси, невысокий плотный пожилой человек с умным и приятным лицом, очень элегантный, несмотря на уже чуть обозначившееся брюшко, вошел минут за пятнадцать до отлета, расплатился щедро с носильщиком и оглядел кабину с легким неудовольствием. Он часто летал по этой линии и неизменно находил знакомых; на этот раз их не было. По своей привычке сразу всех определил: «Это немцы. Вероятно, какие-нибудь прожектеры. Быть может, тысячный по счету проект Асуанской плотины?.. Этот угрюмый старик в феске едва ли гурок, скорее сириец: турки теперь фесок не носят... А ют субъект с папироской, должно быть, русский». Он с ранних лет зачем-то развивал в себе наблюдательность и действительно развил: ошибался приблизительно только в трех четвертых случаев, что могло считаться вполне допустимой нормой для человека, не бывшего пророком. Норма была приблизительно соблюдена и на этот раз, старик был именно турок, немцы были обыкновенные коммерсанты, но субъект с папироской был и в самом деле русский. Как бы то ни было, разговаривать было не с кем.

Дарси не очень любил в дороге молчать. К нему тотчас подошла, радостно улыбаясь, миловидная барышня, заведующая кабиной. Он не любил hostess[2], и особенно стюардесс. Для молодых обычно придумывал прозвище, но для этой ничего не смог придумать. Сказал ей то, что говорил всем красивым женщинам:

— Вы еще похорошели?! Как вы это делаете? Вы становитесь просто общественной опасностью!

Она засмеялась. Предложила ему плед и иллюстрированные журналы. Он отказался и попросил дать ему стакан воды; надо проглотить пилюлю. Барышня выразила сомнение в том, чтобы ему нужно было лечиться: на вид ему нельзя дать больше сорока лет. Он хотел было поболтать, но в аэроплан как раз вошел знакомый: мр. Трэйси Лонг, видный чиновник британского министерства иностранных дел, которого он не раз встречал в Лондоне, в Париже, в Каире, очень немолодой, очень учтивый, очень любезный, но несколько скучноватый человек. Они одновременно сказали: «Хэлло!» Дарси сидел в единственном четырехместном отделении кабины. Так как пассажиров было мало, то садиться, собственно, можно где угодно, но заведующая тактично не сказала этого Лонгу: знала, что и добрые знакомые не всегда хотят сидеть в дороге рядом. Место англичанина оказалось в том же ряду, по другую сторону прохода. Он отказался от пледа и иллюстрированных журналов и немного поговорил с Дарси. Тот слушал его английскую речь не без удовольствия. «Уж такой King's English[3], что дальше идти некуда». Узнали, что оба летят в Каир, выразили уверенность в том, что перелет будет превосходный: погода отличная, даже не верится, что уже осень. Заведующая принесла Дарси воду и пошла предлагать пледы и иллюстрированные журналы другим пассажирам.