Читаем Павлик Морозов полностью

Советскую власть ТрофимПохваливал на собраньях,Но даже Рогов своимСчитал его… за старанья.От старости и самогонаУ Рогова в пальцах дрожь.Зачем-то хранит за иконойВ зазубринках финский нож.Читает церковные книги;В углах тараканы шуршат.В киотах угодников ликиТемны, как его душа.Ждёт Рогов чего-то. Но мимоЗа сроками сроки идут.А тут ещё сняли ТрофимаИ отдали сразу под суд…Парнишка русоволосый,В холщовых штанах, босикомПо единоличной полоскеИдёт за вертлявым плужком.Туман под лучами косыми,Редея, в ложбине ползёт,В чистой скатёрке сынуЗавтрак Татьяна несёт.Спешит, скользя по дорожке:«Проголодался, поди?»Кофта на ней в горошек,Со сборками на груди.То лес впереди, то полянаС болотом гнилым в кустах,Но где не топтала ТатьянаТропинок в здешних местах!Не где-нибудь, здесь невзгодыЕё застигали не раз.Замужества горькие годыТенью легли у глаз.Помнит, как в лучшем нарядеЗа шумным столом онаСидела с Трофимом рядом,Счастьем своим смущена.Но после, лицом темнея,Счастья напрасно ждала:Оно не пошло за неюОт свадебного стола.Хочет вспомнить Татьяна,Слегка замедляя шаг,Трофима не грубым, не пьяным,И… не может никак.Идёт она между кедров.Воздух ещё сыроват.На горку взошла, и ветромНаполнились рукава.За горкою в утренней сини,Где тропка пошла на большак,Татьяне открылся осинник,Черёмухи полный овраг.Уже долетает до слуха:«Но-но, шевелись!» БороздойИдёт, торопя Гнедуху,Павлик, лобастый, худой.Татьяна глядит — на пашнюЧерёмуха тень кладёт,Слёзы смахнула: «Паша,Как взрослый, за плугом идёт».Окликнула. И, улыбаясь,По вспаханному пошла.На лапти земля налипает,Но разве она тяжела!Всё в дымке весенней поле.На чистой скатёрке льнянойЯички, немножко соли,Нарезанный хлеб ржаной.Садится поесть на полоску,Где стало совсем подсыхать,Парнишка русоволосый,Очень похожий на мать.Горят на ладонях мозолиОт дедовского плужка…С последней щепоткой солиЗамедлилась что-то рука.С обрывка газеты, в которыйЗавёрнута соль была,Пахнули степные просторы,Весенняя сизая мгла.— Мама, гляди-ка! ЭтоТрактор. Видишь, какой! —Он подал обрывок газеты,Разгладив его рукой.Брови насупив упрямо,Павлик глядит на мать.— Так и у нас будет, мама:Трактором будем пахать,А кулаков проклятыхВытурим за порог. —Мать грустным ответила взглядом.— Не лезь на рожон, сынок.— Не бойся! Тронуть попробуют —Им не сойдёт это так… —Черёмухи белой сугробыУже завалили овраг.Весенний, ещё сыроватый,Идёт от неё холодок.В тени на корнях узловатыхещё не дотаял ледок.<p>3. У костра</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии