Павел Третьяков. Купец с душой художника

В бельэтаже Павел Михайлович сократил число парадных комнат на одну. Вместо большой угловой гостиной он устроил столовую, а в бывшей столовой детскую. Столовую отделывал Каминский. Мебель была светлого дуба, обивка, портьеры и ламбрекены из темно-вишневого шерстяного репса. Стены и потолок были сделаны под дуб, лепные карнизы и большая розетка посредине потолка были очень хорошо сделаны под резьбу. Позднее стены были покрыты темно-серо-зелеными обоями, стулья обиты кожей темно-бордо под цвет джутовых драпировок. На полу лежал большой ковер темно-зеленый с вишневым, восточного рисунка.

Гостиная между столовой и залой, небольшая проходная, соединялась с ними арками, по две в каждой стене. По трем стенам стояло по дивану со столиками перед ними и креслами по бокам. В середине комнаты стоял еще один – четвертый – стол, круглый, на котором лежала груда альбомов и изданий. Громадные альбомы со снимками с картин Мадридской, Дрезденской и Мюнхенской знаменитых галерей. Лежал альбом с карточками русских и иностранных исторических личностей, великих композиторов и артистов.

Галерея и памятник ее основателю

Со стороны окон диваны были загорожены трельяжами. Проход между столовой и залой получался вроде боскета – с одной стороны трельяжи, завитые плющом, с другой – масса цветов на окнах. Стояли азалии розовые и белые, которые ежегодно цвели, и много тюльпанов и гиацинтов, которые Вера Николаевна разводила со страстью, выписывая луковицы из-за границы. Между окнами висело высокое зеркало, на подзеркальнике стояли бронзовые часы с играющими детьми наверху и фарфоровым медальоном внизу. Канделябры этого гарнитура стояли тут же в углах на тонких деревянных подставках. Мебель была матового ореха, обивка темно-синего штофа. На столах лежали гобеленовые скатерти разных цветов и рисунков. Одна из них изображена на картине Неврева «Воспитанница». Небольшие ковры лежали перед каждым из трех диванов. Обои синевато-серые, с полосами матовыми и блестящими.

Мы очень не любили гостиную, когда нас звали здороваться с посещавшими мать гостями. Но зато как удобно и интересно было играть нам в прятки – столько было укромных уголков и покрытых скатертями столов.

Зала угловая, очень высокая, светлая с семью окнами. Стены, как и потолок, белые лепные, с рельефными рамами. Мебель состояла из стульев, стоявших вдоль трех стен, двух ломберных складных столов, на которых весьма редко играли в карты, – ни Павел Михайлович, ни Вера Николаевна в карты не играли, – двух концертных роялей, фисгармонии и этажерки с нотами. Вначале обивка стульев, портьеры и сложные с подборами ламбрекены были штофные, темно-бордовые. Позднее Павел Михайлович упростил, сделав все из суровой льняной ткани цвета крем, отделанной светло-зеленой тесьмой. Украшением залы были растения, о которых мать очень пеклась. Ежегодная пересадка их была событием, ожидавшимся с нетерпением и интересом. Стояли два колоссальных филодендрона с большими лапами-листьями и каскадами висящих корней. Это были отец и сын. Вера Николаевна отсадила росток в первый год своего замужества. За появлением каждого нового листа следила вся семья. Он скоро в вышину догнал старика. Был там не менее высокий плакучий колючий араукарий, большие фикусы и целые заросли папирусов в большущих горшках и масса мелких растений на окнах.

Во всех трех комнатах висели люстры золоченой бронзы французской работы. В зале громадная, в гостиной поменьше, в столовой с подвешенной к ней лампой. Но, конечно, свечи в них зажигались только в очень торжественных случаях. Везде были и зажигались лампы. Что в них горело в старину – не знаю, на моей памяти они были керосиновые. Тогда это называлось фотоген. В столовой зажигалась висячая лампа над столом; в гостиной парные лампы стояли на массивных резных подставках по бокам дивана, на котором мать сидела, принимая гостей, а иногда и дремала прикорнув, она любила вздремнуть ненадолго ранним вечером. Лампы были фарфоровые с бронзой. На них среди рисунков вроде разбросанных древесных сучьев написаны были охотничьи сцены – женщина и мужчина в древнегреческих костюмах, олени и собаки. Мотив охоты совпадал с лепными украшениями карнизов под потолком.

В будни зажигалась одна лампа. Так же и в зале, где в двух противоположных углах стояли лампы на высоких полированного ореха, как и вся мебель, столбах.

В антре над лестницей стояли четыре лампы, из них зажигались две, по одной на каждом конце расходившейся лестницы.

В этом же этаже был кабинет матери и спальня родителей. С площадки антре, где стоял в громадной кадке рапис, бесчисленные мохнатые стволы которого составляли целый дремучий лес, дверь направо вела в зал, налево к ним.