Павел I

Как признавалась в письме князю М. Н. Волконскому, она «старалась ковать железо пока горячо, чтоб вознаградить потерю, и этим мне удалось рассеять глубокую скорбь, которая угнетала нас».

В биографии Павла Петровича весь этот период, связанный с агонией, смертью Натальи и её похоронами — чёрный провал. Имеется в наличии только его письмо архиепископу Платону, из которого можно заключить, что добрый пастырь принимал участие в успокоении истерзанной души, что Павел воспринимал ниспосланное испытание как Промысел Всевышнего, перед которым он смиренно преклонялся. Письмо датируется 5 мая 1776 года.

«За долг свой почитаю благодарить Вас за труды Ваши и наставления, за дружбу и за всё, сделанное Вами перед самой кончиною покойницы и в рассуждении её. Я имел всегда причины быть Вам благодарным и любить Вас по бытности Вашей при мне в младенчестве моём и по трудам и старанию, приложенными Вами к воспитанию моему. Сии причины возросли по дружбе и попечению Вашему, оказанными Вами к моей жене, но дошли до высшей степени всем тем, что Вы сделали при конце и после смерти её. Ещё имею причину взирать на Вас, как на друга своего. Ваше преосвященство были всегда свидетелем и подкрепителем тех чувств сердечных моих, которыми я всегда наполнен. Вы знаете сердце и намерения мои. Сколь же приятно мне знать, что есть на свете люди, которые отдают справедливость честности и чистоте духа. Вы, зная меня, и я, с своей стороны, зная Вас, не могу иначе почитать, как другом своим.

Увещевание Ваше продолжать хранить в непорочности сердце мне своё и призывать во всех делах моих помощь небесную принимаю с благодарностью и на сие скажу Вам, что то, что подкрепляло меня в известные столь тяжкие для меня минуты, то всегда во всех путях моих служит светом, покровом и подкреплением. Сие на Бога упование отняв, истинно немного причин будем мы все иметь, для чего в свете жить. При сем случае за долг свой почитаю Вам сказать (прося отставить под глубоким секретом), что в сии горестные минуты не забывал помыслить о долге в рассуждении Отечества своего, полагаясь и в сем, как в выборе, так и прочем на судьбы Божии».

Императрица же пребывала в состоянии, так сказать, повышенной Деловой активности. Необходимо было решить две задачи. Во-первых, отвратить сына от воспоминаний об умершей, вселить в него интерес к жизни грядущей. Эта операция была блестяще проведена после того, как мать ознакомила Павла с любовной перепиской его жены.

Какое потрясение при этом испытал молодой человек, матушку совершенно не волновало.

Во-вторых, надо было подыскать подходящую невесту. Эта задачка представлялась проще первой: во время предыдущих поисков все потенциальные претендентки были выявлены. Наиболее перспективной тут представлялась внучатая племянница Короля Фридриха принцесса Вюртембергская София-Доротея-Августа-Луиза, которая была моложе Павла на пять лет (родилась 15 октября 1759 года в Штутгарте). Екатерина так спешила побыстрее «провернуть дельце», что её даже не смутило, что новая потенциальная претендентка — протеже нелюбимого Прусского Короля. Её отцом был герцог Фридрих-Евгений II (1732–1797), а матерью — племянница Фридриха Великого Фредерика-София-Доротея (1736–1798).

Правда, к этому времени София-Доротея уже была помолвлена с братом покойной Натальи Алексеевны принцем Гессен-Дармштадтским. Но Король Фридрих Великий брался устранить это «несущественное» препятствие. Принц получил солидные отступные, и София оказалась свободной. Эта «блестящая операция» была проведена Прусским Королем за русские деньги.

Задача сватовства облегчалась удачным обстоятельством: в начале апреля 1776 года в Петербург прибыл брат Короля Фридриха принц Генрих (Генрих-Фридрих-Луис) Прусский (1726–1802), который должен был вести переговоры с Императрицей о судьбе Польши. Однако, помимо своей воли, он оказался втянутым в драматические пертурбации при Русском Дворе. Екатерина обратилась к Генриху за содействием в устройстве второго брака Павла. Принц охотно согласился, тем более что принцессу Софию-Доротею он знал лично, считал её умной, деликатной и чистой девушкой.

В письме Гримму Екатерина в шутливой форме, что было для неё характерно, пересказала, как она сообщила сыну о том, что у неё «есть в кармане» другая претендентка на роль жены. По её словам, это «возбудило любопытство Павла», который стал спрашивать, кто она, какая она; брюнетка, блондинка, маленькая, большая? Ответ Императрицы не оставлял сомнения, что это — земной идеал. «Кроткая, хорошенькая, прелестная, одним словом, сокровище, сокровище; сокровище, приносящее с собой радость». Затем был показан портрет Софии-Доротеи, доставленный Екатерине уже в мае. И, хотя это была небольшая миниатюра, но она передавала умное выражение глаз и миловидность лица. По словам Екатерины, её вкусу портрет «вполне удовлетворял».