Читаем Павел I без ретуши полностью

— Не о том речь, — возразил с улыбкою император, — я спрашиваю, случалось ли вам путешествовать? Видали ль людей и…

На этом я прервал его. Дибич побледнел снова: но я, не обращая на него внимания, объявил, что мало еще видал посторонних людей и никогда почти не покидал своего местожительства; «но, — прибавил я, — люди везде одинаковы, и здесь такие же, как у нас».

— Я этому рад, — возразил, от души засмеявшись, император, и черты Дибича озарились счастьем. — Я рад, что вы так скоро освоились с нами; а чего еще не знаете, тому скоро научитесь.

— Ах, боже мой! — воскликнул я. — Жизнь слишком коротка, чтобы научиться всему, чему мы должны и чему хотели бы научиться.

— Браво! — вскричал император, значительно взглянув на Дибича и милостиво подмигнув ему. Затем он быстро встал со стула и, послав мне поцелуй рукою, вышел, приговаривая: «Очень рад, милостивый государь, нашему знакомству. Подождите: я доложу о вас императрице».

До слез растроганный Дибич воспользовался этим промежутком, чтобы дать исход переполнившим его чувствам. «Благодарение Богу! Государь к нам милостив!» — воскликнул он. И правда, в это время он [Павел I] не проявил ни малейшего следа болезни, в существование которой меня посвятила нескромность дяди моего в Риге. Он говорил со мной по-немецки совершенно чисто и был любезен, нисколько не роняя своего императорского достоинства. […]

Он [Павел I]… одобрительно потер руки и подал знак, чтоб садились. Сам он сел с императрицею на софе; все прочие уселись вокруг стоявшего перед ним круглого стола, я же должен был поместиться прямо против государя. Он часто взглядывал на меня, милостиво подмигивая, и почти вовсе не говорил со своим семейством, а с одним только графом Строгановым. Даже мой ребяческий ум был поражен при этом разговоре удивительными неожиданностями в суждениях императора, и я должен сознаться, что они всегда служили мне материалом разнообразнейших вопросов, которые я предлагал генералу Дибичу на возвратном пути. Хитрый придворный приходил от них в немалое смущение.

Из «Записок» фрейлины высочайшего двора Марии Сергеевны Мухановой:

Император Павел каждое утро спрашивал, с какой стороны дует ветер, и с этим вопросом обращался к великому князю Александру Павловичу, к моему отцу и к Кутайсову поочередно, и если они разногласили между собою, то очень гневался, особенно доставалось великому князю. Во избежание такой неприятности эти три лица согласились между собою каждое утро выходить на воздух и, уверившись, с какой стороны ветер, докладывать о том государю. […]

Бесчисленные его прихоти известны всем. Несмотря на благородные свойства его души и на природную его доброту, он возбудил к себе всеобщую ненависть, которая и привела его к несчастной кончине. Я расскажу здесь несколько случаев, которые мне приходят на память. Однажды отец мой, следуя издалека за ним и за великим князем Александром Павловичем, увидал, что великий князь махал несколько минут треугольною шляпой и потом бросил ее далеко от себя; после этого батюшка спросил великого князя, что это значит. Он отвечал, что государь колебался, уволить или нет Архарова, и потому загадал, которым концом шляпа упадет на землю. […]

Государь любил показывать себя человеком бережливым на государственные деньги для себя. Он имел одну шинель для весны, осени и зимы. Ее подшивали то ватою, то мехом, смотря по температуре, в самый день его выезда. Случалось, однако, что вдруг становилось теплее требуемых градусов для меха; тогда поставленный у термометра придворный служитель натирал его льдом до выхода государя, а в противном случае согревал его своим дыханием. Государь не показывал вида, что замечает обман, довольный тем, что исполнялась его воля. Он, кажется, поступал так по принципу, для поддержания и усиления монархического начала, тогда ниспровергнутого французскою революцией. Жалкое средство, придуманное человеком от природы умным! Точно так же поступали и в приготовлении его опочивальни. Там вечером должно было быть не менее четырнадцати градусов тепла, а печь оставаться холодною. Государь почивал головою к печке. Как в зимнее время согласить эти два условия? Во время ужина расстилались в спальне рогожи, и всю печь натирали льдом. Государь, входя в комнату, тотчас смотрел на термометр — там четырнадцать градусов, трогал печку — она холодная, и довольный ложился в постель. Утешенный исполнением его воли, он засыпал спокойно, хотя впоследствии печь и делалась горячею.

Из воспоминаний Петра Михайловича Волконского:

Перейти на страницу:

Все книги серии Без ретуши

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии