Павел I

«В государе сем, можно сказать, беспримерно соединялись все противные одно другому свойства до возможной крайности: только острота ума, чудная деятельность и щедрость беспредельная являлись в нем при всех случаях неизменно <…>. К строгости побуждался он точно стремлением любви, правды и порядка, коего расстройство увеличивалось иногда в глазах его – предубеждением. Сильное впечатление в нраве его сделало, конечно, то, что от самого детства напоен он был, так сказать, причинами к страхам и подозрениям и что безмерная деятельность его стеснялась невольным бездействием в тех немолодых уже летах, в которых вступил он на престол» (И. В. Лопухин. С. 74).

* * *

Прошло десять лет с июньской революции, а память о ее несогласованности с правилами престолонаследия никак не выравнивалась из мнения народного. Призрак Петра Третьего бродил по окраинам империи.

Что такое Петр Третий – хорошо видели в Петербурге. В Москве его тоже видели, когда он, будучи наследником, несколько раз сопровождал Елисавету Петровну при ее визитах в первопрестольную. Но чем дальше от столиц, тем меньше было знавших его как царя и человека и тем гуще возрастала молва о незаслуженном отрешении его от престола.

У нашего народа уже полтораста лет, со времен царевича Димитрия и Гришки Отрепьева, [104]повелось считать всякого быстро умершего царя или царского сына не умершим, а живым – то есть чудесно спасшимся из длинных боярских рук, чтобы после явиться к своим подданным – навести порядок и дать волю.

Не было случая, чтобы народу явился самодержец, прославивший свое имя долгим правлением, – никому не приходило в голову, например, называть себя Петром Первым. Зато его самозванные сыновья – воскресшие царевичи Алексеи и Петры – бродили порой в поисках пропитания и удачи по большим дорогам, сея будоражащие слухи и временами заводя по уездам смуты. [105]

Самозванцев ловили и отправляли в каторгу. Смуты гасли, но слухи оставались, и плодились новые цари и царевичи. Их тоже ловили и отправляли.

При Елисавете Петровне погасли и самозванцы – то ли потому, что новое поколение было скромнее предыдущего, то ли потому, что на окраинах позабыли о сыновьях Петра Первого.

Но лишь только погиб третий Петр, весть о его счастливом спасении заполыхала, аки сухая трава от искры, а самозванцы стали расти, яко грибы после дождя.

В 1763-м году в Петербург донесли, будто Петр Третий скрывается у казаков на Яике. Под Уфой изобличили попа и дьячка, служивших благодарственный молебен об избавлении государя от опасностей ( Сивков. С. 96).

В 1764-м слухи продолжали сверкать то там, то тут. Рассказывали, что видели государя под Курском. Скоро государь сам пришел в курские окрестности: он зарабатывал себе пропитание лечением местных мужиков. Его посадили в острог, он сбежал и, укрывшись у своих пациентов, просил их: «Детки, сберегите меня, я де земной ваш бог». Мужики его берегли, но начальство отыскало, и на следствии он признал себя разорившимся армянским купцом Антоном Асланбековым. Его отправили в Нерчинские рудники, но тотчас в Глухове, на Украине, объявился еще один – малоросс Николай Колченко; спьяну, по неведению или от сумасшествия он называл себя наследником Петром Федоровичем ( Сивков. С. 97–98).

В 1765-м в Воронежской губернии государь собрал вокруг себя до трехсот мужиков и, обещав им сократить подати, собрался в поход на Москву. Одновременно Петр Третий пришел в Изюмскую провинцию. – Оба самозванца оказались беглыми солдатами; их отправили в Нерчинск. Изюмский государь и на каторге продолжал называть себя Петром Третьим, за что получал от самых доверчивых почет и подарки ( Соловьев. Кн. XIII. С. 412–413; Сивков. С. 103–107).

В 1766-м в Оренбургской губернии беглый казак разглашал себя сенатским курьером, расследовал жалобы мужиков и показывал им печатный указ с титулом Петра Третьего ( Соловьев. Кн. XIV. С. 19–21).

И это повторялось из года в год. Самозванничали обычно беглые солдаты и казаки. Случались, впрочем, и иного звания люди. В 1773-м году в Оренбурге объявил себя императором пропившийся капитан местного гарнизона. «Хочу, – решил капитан, – сказаться государем Петром Федоровичем <…>, может, иной дурак и поверит» ( Сивков. С. 117–120).

Им верили, ибо заповедано людям ждать своего спасителя.