Павел I

Кончался сентябрь 1768 года. Депутаты от нации продолжали свои собрания. Безразличные к нашим заботам птицы потянулись к югу – в зимние гнезда на турецких землях. В том же направлении заработала и наша государственная мысль, едва Петербурга достигло известие о злоключении Обрезкова. Депутатов от нации не медля отпустили с миром – статских по домам и местам службы, военных – для баталий с турками. «Пока новые законы поспеют, будем жить, как отцы наши жили» – было сказано в журнале «Всякая всячина» (Л. 108), открывшемся в следующем 1769-м году под присмотром Екатерины. – А ныне возможности длить законодательные прения нет: война.

И с такой же страстью, с какой она приуготовляла умы к гражданскому равенству, Екатерина приступила к военным диспозициям. Полгода назад ей исполнилось сорок лет. Шел седьмой год ее власти. Для начинающего политика – возраст расцвета.

За начинающего Бог![99]

Триста пятнадцать лет назад, в лето 1453-е от Рождества Христова, в ясное, погожее майское утро крики, трески и грохоты разносились над стогнами Константинополя: то наши предки по вере, православные греки, обороняли свой царственный град в последнем бою с турецкими янычарами. В тот черный день, пронзенный мусульманским оружием, пал с мечом в руке последний византийский император Константин Палеолог. – Пусть же падет ныне от православного оружия при вратах Царьграда последний султан и на руинах Стамбула воссияет Константинополь – древняя столица православного мира! – Сей исторический сюжет стал вторым после «Наказа» и депутатов от нации памятником ея царствованию.

Практические расчеты без утопической подпитки делают жизнь скучной, бессмысленной и бездарной. Плох тот солдат, что не хочет стать генералом, и плох тот генерал, что не хочет завоевать столицу неприятеля. В 1760-м году наши казаки заняли на три дня Берлин, и хоть материального толку от этого наезда вышло немного, само событие, сам факт, пусть трехдневного, взятия прусской столицы обнаружил нечто такое, что не компенсируется никакими территориальными приобретениями.

Зачем носят в бой хоругви? Зачем развешивают флаги на башнях взятых городов? Зачем утрата знамени – куска цветной обшитой материи – считается позором худшим, нежели потеря пушек? – Все затем же, что в нашем отношении к знамени обнаруживается нечто практически бесполезное, но магически важное – сознание своей чести и славы.

В случае с турками это сознание, начиная с мая 1453-го года, неизбежно упиралось в утраченный Константинополь. Да, конечно, приобретение этого города, расположенного на берегу узкого пролива, по которому ни один корабль не пройдет без ведома здешних пушек, – очень выгодно: сама природа устроила здесь для обладателей Константинополя место таможенного досмотра. Так же удобно стояла когда-то на берегу другого пролива Троя. И так же, как взятие Трои в памяти греков осталось делом чести и славы, а не торговой выгоды, – так возвращение Константинополя в новую эру было одушевляющим подтекстом сухого практического действия.

«А по моему мнению, – говорил Алексей Орлов брату Григорию при начале нынешней войны, – если ехать, так уж ехать до Константинополя <…>. И скажу так, как в грамоте государь Петр Первый сказал: а их, неверных магометан, согнать в поле и степи пустые и песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем: слава Богу нашему Всемогущему!» (Соловьев. Кн. XIV. С. 290–291).

Нет нужды приписывать Алексею Орлову или Петру Первому, на чьи речи ссылался Орлов, или кому-нибудь еще честь изобретения сюжета об освобождении Константинополя. Это бродячий сюжет. Завязка его совершилась в мае 1453 года, и с тех пор любое военное движение в сторону турецких владений, независимо от его конкретных целей, должно было сеять надежду на его скорейшую кульминацию. Святые места или священные вещи – источники магической силы и власти, мысль о них определяет смысл жизни.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы практические военные планы 1768 года были совсем без фантазии. Решили поставить целью то, что не удавалось сделать самому Петру Первому, – выйти на Черное море и открыть себе свободное там мореплавание. Стали строить крепости в Азове и Таганроге. Одну из армий отправили за Днестр, в Молдавию, чтобы перекрыть туркам движение к польским границам. Братья Орловы предложили послать из Кронштадта вокруг Европы экспедицию в Средиземное море и поднять против турок православных подданных Порты – греков и балканских славян, страждущих от магометан. Алексей Орлов в ту пору находился в Италии; узнав о начале войны, он писал старшему брату в Петербург: «Я здесь нашел много людей единоверных, которые желают быть под командою нашею и служить в теперешнем случае против турок. <…> Они храбры, любят меня и товарищей моих много за единоверие; все повеленное мною хотят делать. Выступайте с одного конца, а я бы с другого зачал» (Соловьев. Кн. XIV. С. 290–291).