Павел I

– Слышь, как орёт господин Прокопов, – сказал один служивый шедшему с ним об локоть товарищу, показывая на кричавшего во всё горло пехотного офицера, – видно, желает, чтобы царь снова его голос заслышал и опять явил бы ему свою милость.

– А разве с ним что-нибудь такое было?.. Я здесь человек новый и ничего ещё о господине Прокопове не слыхивал, – проговорил солдатик.

– А вот поди же ты, братец мой, какое счастье людям ни с того ни с другого бывает. Правда и то, что он уж больно отважен, не у всякого такой бесстрашности хватит, а всё-таки как ни на есть, а нужно счастье, а то всю жизнь прострадаешь.

– А что же с ним случилось? – с любопытством спросил новичок.

– Да вот что. Как бывает государь в Гатчине летнею порою, то, откушав, он после обеда садится в кресла на балконе да и любит вздремнуть здесь часик-другой, как и все мы, грешные. Славно эдак ему в прохладке спится!.. А как сядет он в кресла, то такая тишь наступит, словно всё замрёт. Кругом всего дворца караульных расставят, чтобы никто близко ко дворцу ни подойти, ни подъехать не смел; издали ещё мы каждому машем, хоть бы и самый первый генерал был; не езди, мол, и не ходи – царь почивает! Ничто не стукнет, не брякнет, пчела зажужжит у дворца, так и ту слышно будет. Вот эдак мы в тишине и стоим, еле дух переводим, как вдруг кто-то гаркнет: «слу… у… шай!», да, я тебе скажу, гаркнет так, как мы никогда и не слыхивали! Все мы так и обмерли. Ну, быть беде, а на караульном офицере и лица не стало: побледнел сердечный, словно покойник, да и недаром. Выбежал со всех ног из дворца царский адъютант и требует его к государю.

«Кто смел крикнуть „слу… у… шай!“?» – спросил государь у офицера, да спросил, я тебе скажу, так, что лучше бы и не спрашивал.

– Эх, ведь поди какая беда вышла! – с выражением испуга на лице проговорил молодой солдатик.

«Не знаю, ваше императорское величество!» – со страху ни жив ни мёртв, прошамкнул его благородие.

«Как не знаешь? Да на что же ты в караульные офицеры поставлен!.. – крикнул царь. – Ступай и в сей же час отыщи мне виновного…»

Пошли допросы, перерасспросы, а виновного налицо нет как нет. Офицерик наш в слёзы, да и говорит:

«Братцы, голубчики, отцы родимые, товарищи задушевные, не погубите меня!.. Возьми кто-нибудь вину на себя, как у государя от сердца гнев отляжет – всю правду ему скажу, а теперь виновного представить нужно». Жаль нам стало господина офицера, хороший был барин… да что же нам делать-то, на всех ужас напал превеликий; все стоим да и молчим, а в ту пору в карауле был меж рядовых вот этот самый ныне господин Прокопов; он по породе из кутейников, хотел было пойти в дьяконы, глотка-то у него здоровая-прездоровая, да сильно запил; его в солдаты и сдали. Парень, я тебе, был куда какой выносливый: ни розги, ни палки, ни фухтеля донять его не могли;[110] бывало, ведь как его отлупят, а он, смотришь, и не поморщится, словно только из жаркой бани на свежий воздух вышел. Выступил он вперёд и говорит:

«Да что, ваше благородие, долго толковать? Жаль мне вас больно стало: возьму вину на себя».

Мы все так и примерли, а офицер-то целовать его бросился… Повёл молодца наверх к государю. Ну, думаем мы, пропадшая душа.

«Это ты крикнул: „слу… у… шай!“?» – спросил царь.

«Я, ваше величество!» – не моргнув глазом, ответил Прокопов.

«А зачем?»

«Да вздумалось мне вдруг к ночной караульной службе около вашего императорского величества готовиться. Всё сразу забылось – словно кто память отшиб, такая охота ни с того ни с чего взяла…» – говорит он это, да и прощенья не просит.

Государь ухмыльнулся.

«Ну, а крикни при мне…»

Как рявкнул он, так, я тебе скажу, что тут было: кто присел на пол, а кто заткнул уши.

«Молодец!.. Экой у тебя славный голосище! В унтера его и выдать ему сто рублёв за усердие к службе», – назначил царь.

Вот какое царское решение вышло. Как пришёл Прокопов к нам в кордегардию, так мы ни ушам, ни глазам не верим и дивимся только, что живым вернулся. Разумеется, после того начальство в уважение его взяло: «мало того, говорит, что отважный сам по себе, да и командира своего неминучей беды собою заслонил, значит – хороший человек». Стали ему усердствовать, парень он грамотный – и попал в офицеры. Государь его и теперь помнит и иной раз, как увидит, так повелит ему прокричать «слушай!» и за голосище всегда похвалит.

– Чудно, больно чудно, – проговорил, покачивая головою, солдатик, – а кто ж заправски-то кричал?

– А вот поди же ты, ведь такой шальной нашёлся – пажик, по фамилии Яхонтов. Знаешь, внизу во дворце живут барышни, что при государыне служат, фрелины называются. Ведь он словно с ума от них сошёл, о государе-то вовсе забыл, вздумал их попугать, подкрался под их окошко да вдруг и крикнул. Ну, благо всё подобру-поздорову кончилось.

– А что, Савельич, это за народ давеча из-за дворца повыходил, монахи, что ли, какие?..