Павел I

– Ну, тем лучше, если никто не сомневается. Так повторяю, пока Павел мне верит. Но, в самом деле, к т о м о ж е т п о р у ч и т ь с я, – (он опять иронически подчеркнул это выражение), – что один из завербованных мною молодчиков сегодня же, да вот здесь на представлении, не доложит всего государю?

– И что же тогда?

– Тогда пришлось бы действовать решительно: тут же, – сказал Пален равнодушно. – Боюсь только, как бы после этих решительных действий солдаты не подняли нас на штыки… Ну да что говорить заранее! Пока никто не донёс. Разумеется, – сказал он, смеясь, – я не так уж во всём открываюсь молодым шалопаям, о которых ты говоришь и без которых, к сожалению, нельзя осуществить дело. Жаль, что покойный Фонвизин – тот, что комедии писал, – не видал меня с некоторыми из них. Я иногда сам себе напоминаю не то заклинателя змей, не то Месмера, не то злодея из пьесы сочинителя Коцебу. Это прекрасно действует почти на всех… Кстати, ты не знаешь господина фон Коцебу?

– Того, что заведует немецким театром? Встречал, кажется.

Пален опять засмеялся.

– Знаешь ли ты, чем он сейчас занят? Павел осчастливил его литературным заказом. Ему приказано составить от имени государя вызов на дуэль всем монархам.

– Что такое?

– Я говорю, государь вызывает на дуэль всех европейских монархов.

– Какой вызов? Это шутка?

– Вовсе не шутка. Впрочем, не знаю – разве у него разберёшь? Как бы то ни было, Коцебу приказано составить вызов, который будет напечатан в русских и в иностранных ведомостях.

– Да кому вызов? Какая дуэль? Что за вздор!

– Знаю только, что я и Кутузов – секунданты. Принимаю поздравления.

– Да где ж это видано?

Пален пожал плечами.

– Где видано, чтоб мёртвым людям делали выговор? Объявил же он выговор умершему Врангелю. Где видано, чтобы высылать так послов… Да вот опять вышло хорошо: он поругался со своим гостем, с шведским королём. Они, видишь ли, не поладили. Наш изображает из себя Фридриха II, а тот мальчуган – Карла XII… Что же ты думаешь? Королю не велено давать есть, будет голодать всю дорогу. Разве ты ещё не слышал?

– Несчастная страна, – сказал со вздохом Пален. – Его по человечеству жаль.

– Кого? Шведского короля?

– Государя, разумеется.

– Разве что п о ч е л о в е ч е с т в у.

Панин быстро на него взглянул.

– Мало ли в России сумасшедших. Их зверски бьют, на них надевают смирительные рубашки. Конечно, по человечеству и их жалко… Почему е г о жалеть больше? Те хоть безобидные.

– Что Александр? – спросил, помолчав, Панин.

– Всё тянет… Этот мальчик умён и очень скрытен. Сам не знаю, как быть. Без него действовать трудно, а он упорно не даёт ответа. Видишь ли, ему очень хочется стать царём. И очень не хочется стать отцеубийцей… Что ты морщишься? Я правду говорю… Конечно, его положение тяжёлое… Хуже моего! – вырвалось вдруг у Палена. – Вот он и думает, как бы так сделать, чтобы и царём стать, и отца не обидеть. Ему так хотелось бы, чтобы мы свергли Павла без него… Так, видишь ли, свергли, чтоб он ничего не знал. Тогда он мог бы, в порыве сыновнего возмущения, ну, не казнить нас – он юноша не кровожадный, – а, скажем, сослать подальше. Перед историей это было бы крайне удобно. Но нам совсем неудобно, – добавил он, усмехаясь. – Я вынужден поэтому всё беспокоить его неприятными разговорами. Ещё придётся поговорить… Жаль, что нельзя при свидетелях. Этот мальчик очень хитёр.

– Как бы мы не ошиблись в расчёте?

– Не думаю. Но, разумеется, власть должна быть у них вырвана. В этом ты совершенно прав. Я знаю твой проект конституции. В общем одобряю, но есть серьёзные недостатки.

Он кратко и точно изложил недостатки выработанного Паниным конституционного проекта. Панин внимательно слушал и удивлялся дельности возражений, здравому смыслу этого человека.

– Мы, конечно, не знаем, как к нашему делу отнесётся русский народ, – начал Панин.

– Русский народ? Вероятно, нехорошо отнесётся. Я думаю, народ любит Павла: любит именно потому, что мы его ненавидим, – другой причины я не вижу. К счастью, не так важно, что думает народ…» Его нигде, кажется, ни о чём не спрашивают, а особенно в таких делах, да ещё у нас в России… Войска, гвардия, это так.

– Я иного мнения, – ещё больше хмурясь, сказал Панин. – Может, ты находишь, что народ любит и палки, и крепостное право?

– Да, это очень серьёзный довод. Мы отменим и палки, и крепостное право, но нам потребуются годы. А народ ждать не любит. Поэтому рассчитывать на проявления народной благодарности не следует. Я даже принял кое-какие меры предосторожности.

– Почему потребуются годы?

– Если освободить крестьян без земли, они возьмутся за вилы.

– Надо, значит, освободить их с землёю.

– Ты Дугино отдашь?

– Дело не во мне и не в моём Дугине… Нужно найти общее решение, которому я подчинюсь, как другие.