Павел I

Это учреждение еще не заключало в себе ничего оскорбительного для политических или религиозных интересов, связанных с братством, и как Кобенцель, так и неаполитанский посол, Серра-Каприола, отнеслись к нему благосклонно. Но, пробыв несколько месяцев на Мальте, Джулио Литта вновь приехал в Россию, привезя Павлу крест, который носил самый знаменитый из гроссмейстеров ордена, Лавалетта, и предложение протектората. Двадцать седьмого ноября 1797 года (старый стиль) он совершил очень парадный «въезд» в Петербург, а через два дня Павел, дав ему торжественную аудиенцию в присутствии своего Двора и большого числа высших представителей православной Церкви, принял подношение и согласился на протекторат.

Это, безусловно, обозначало вступление на революционный путь. Инвеститура, сама по себе довольно неудобная, наносила, кроме того, удар ранее предоставленным правам. Орден имел уже двух покровителей, императора германского и короля обеих Сицилий. Павел позаботился тотчас же послать всем Дворам декларацию, в которой отвергал всякую мысль о присвоении преимуществ, принадлежащих другим; однако это не успокоило тревоги германских приорств, а Венский двор выразил сильное неудовольствие. Но из осторожности в отношении России ни одна из сторон не заявила протеста, и это событие вошло в число фактов совершившихся и признанных всеми.

II

Так обстояло дело, когда взятие Мальты французами в июне 1798 г. дало создавшемуся таким образом довольно странному положению еще более своеобразное развитие. Бонапарт не замедлил воспользоваться тем, что произошло в Петербурге, чтобы оправдать занятие острова необходимостью избавить его от господства русских. Он утверждал, что нашел там оригинал договора, по которому Гомпеш вверял себя царю. Документ этот был не что иное, как конвенция 1797 года, и возражение не заставило себя ждать: 26 августа 1798 года (старый стиль) великое Российское приорство заявило протест против сдачи острова, которую мальтийцы приписали уже измене, хотя орден, при его средствах защиты, был бы неспособен оказать осаждающим серьезное сопротивление; 10 сентября (старый стиль) Павел опубликовал манифест, в котором, объявляя о свержении Гомпеша, принимал орден «в свое Высочайшее управление», и 27 октября (старый стиль) самое младшее приорство присвоило себе право заместить великого магистра и назначило ему преемником православного Российского монарха!

Павел не заставил себя просить согласия на это избрание; больше того: не довольствуясь своим участием в проявлении дерзкого произвола и в создании такого страшного парадокса, как католическое братство под председательством главы другой Церкви, он, после пожалования на содержание Российского ордена добавочной ежегодной суммы в 216 000 рублей, пошел еще дальше: указом от 29 ноября и манифестом от 28 декабря 1798 года (старый стиль), он прибавил к Российско-католическому приорству еще другое, православное, приглашая в то же время все иностранные приорства войти в тесные сношения с этими обоими братствами и со столицей ордена, перенесенной отныне в Петербург.

Намерения государя в этом необычайном предприятии были предметом догадок, очень разнообразных, но одинаково неосновательных, за отсутствием какого бы то ни было прямого доказательства. Предполагали, что он хотел приобрести морскую базу в Средиземном море. Таковы, вероятно, были виды Екатерины; но мысль об осуществлении их при содействии Англии представляется чересчур неблагоразумной даже для ее опрометчивого сына. Стараясь вытеснить оттуда французов, британское правительство действительно объявило, что оно возвратит остров рыцарям Св. Иоанна Иерусалимского и их великому магистру, кто бы он ни был, – обязательство, возобновленное опять в 1802 году, по Амиенскому договору; но в октябре 1799 года, подготовляя высадку в окрестностях Лавалетты при содействии русской эскадры, командующий английскими силами, Александр Боль (Ball), выпустил прокламацию, в которой, обращаясь к протекторату короля обеих Сицилий, призывал воспротивиться тому, чтобы на подлежащей занятию территории был водружен какой-либо другой флаг, кроме Сицилийского.

Это происшествие связывали в то время с уже и тогда устаревшей химерой, однако и доныне составляющей мечту некоторых лиц: именно с соединением обеих Церквей. Разве о Павле одно время не говорили в известных кругах, что он домогается сделаться преемником Пия VI? Но, правда, думая достигнуть Рима посредством участия в мальтийской авантюре, он избрал слишком извилистый путь.