Письма за него пишут другие, потому что некогда писать самому; только «приветствие», что служит «знаком» подлинности, во всяком письме, пишет собственноручно (II Фес. 3, 17). «Видите, какими большими буквами, pelikois grammasin, я написал вам», — хвалится он простодушно (Гал. 6, 11). Буквы, может быть, большие оттого, что мелко не может писать пальцами, окоченелыми от тяжелого, чесального гребня на ткацко-обойном станке.[28]
Вот где малое больше великого. Руки Иисуса-плотника, в Назаретские дни, может быть, так же мозолисты, как руки Павла.
Как все еще глубоко и живо язычество-эллинство; как, с нашей только исторической, человеческой — точки зрения, почти безнадежно, в эти дни, Павлово-Иисусово дело, — об этом лучше всего судить по таким язычникам, как современник Павла (35 — 125 гг.), живущий в Херонее Бэотийской, в двух шагах от Афин, где Павел проповедует, и от Коринфа, где он основывает одну из первых общин, — восемнадцатилетний юноша, Плутарх, поклонник тех самых страдающих и умирающих, богов, что некогда, в Тарсе, в самосожжении бога Сандлона-Геракла, искушали и отрока Савла.[29] Очень знаменательно, что ни одним словом не упоминает Плутарх о Христе, как будто вовсе не знает Его или не хочет знать, уже во II веке, когда христианство проповедано по всему «кругу земель», от Иерусалима до Рима, а может быть, и до Столпов Геркулесовых.
«Нечто странное (новое) влагаешь ты в уши наши», — мог бы сказать Павлу и Плутарх, как скажут ему Афиняне (Д. А. 17, 20). Это «новое» не нужно Плутарху или даже вредно, убийственно. Детски счастливый, спокойный, невинный, «предопределенный», язычник, не хочет он и не может знать Христа.[30] Понял ли бы он речь Павла к Афинянам? Если бы и понял, то ко Христу не обратился бы. Близость Павла к Плутарху — близость двух параллельных, только в бесконечности сходящихся, линий.
Павел говорит в Афинах с эллинскими философами, на их языке: Бога называет «божеством», theión (Д. А. 17, 29). — «Для Эллинов я был, как Эллин… для всех я сделался всем» (I Кор. 9, 19–22). — «Кажется, он проповедует о (каких-то) чужеземных божествах, daimonion», — говорят о Павле «эпикурейские и стоические философы» (Д. А. 17, 18). Два «божества чужеземных» для них — «бог Иисус» и «богиня Воскресение», Anástasis. — «И одни насмехались над Павлом, а другие говорили: „Об этом послушаем тебя в другое время!“» (Д. А. 17, 32). Хуже для Павла иудейских палок эти эллинские насмешки. «Спасение Божие послано язычникам: они и услышат» (Д. А. 28, 28). Вот как «услышали»; вот для кого он предал «надежду Израиля» (Д. А. 28, 20).
Только силою Духа преодолевает он все эти преграды, внешние и внутренние. Шагу без Духа не может ступить. То тихо шевелится в нем Дух, как дитя во чреве матери, тихо толкает и манит его; то неудержимо гонит, как буря — сорванный лист.
«Не были мы допущены Духом… проповедовать слово (Божие) в Азии». — «Было ночью видение Павлу: предстал ему некий муж Македонянин, прося его: приди в Македонию и по моги нам» (Д. А. 16, 6–9). Вся Европа, весь Запад является Павлу в лице этого Македонянина. «Ныне я, по влечению Духа, иду в Иерусалим» (Д. А. 20, 22). — «Силою Духа… благовествование Христово распространено мною, от Иерусалима… до Иллирика» (Рим. 15, 19). — «В Духе, положил я… видеть и Рим» (Д. А. 19, 21).
В проповеди Павла, или, как он сам называет ее, в «Павловом Евангелии» (Гал. 1, 11), движется все на двух осях — «согласной противоположности», антиномии двух религиозных опытов: свободы человеческой и Необходимости Божественной — Предопределения, prothesis. Компасной стрелкой этой антиномии указан не только для Павла, но и для нас весь путь христианства от прошлого к настоящему и от настоящего к будущему, — от Отца к Сыну и от Сына к Духу. Здесь-то и начинается то величайшее, после первохристианства, религиозное движение Духа, которое мы так плоско и неточно называем «протестантством», «Реформацией».
«Конец Закона — Христос» (Рим. 10, 4) — в этих трех словах — все «Евангелие Павла», учение об освобождающей от Закона вере. «Верою (только) оправдывается человек, помимо дел Закона» (Рим. 3, 28). — «Даром, по искуплению (освобождению, apolytioseos) во Христе Иисусе, получают оправдание» — все, кто верует (Рим. 3, 24). Сын превращает Отчий закон в свободу, ибо «делами Закона не оправдается перед Богом никакая плоть» (Рим. 3, 20). Главное здесь то, что человек наверное спасется, — уже спасен «даром».
В этом учении о свободе Павел ближе всех учеников Иисуса к Иоанну, а если тот ближе всех к Учителю, то и Павел тоже.
«Я пришел не для того, чтобы судить, но чтобы спасти мир» (Ио. 12, 47). — «Верующий в Сына не судится, а неверующий уже осужден» (Ио. 3, 18). — «Верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд не приходит» (Ио. 5, 24). А так как всякий суд — по закону, то это и значит: «конец Закона — Христос».