– Нет, – качнул головой Паук. Он залез в ворот рубашки и с силой, до побелевших костяшек пальцев, сжал тускло светящийся артефакт, висевший на цепочке. Я почувствовала отголосок знакомой магии: янтарный медальон с пауком окутал главного дознавателя потоком серебристо-черной энергии, холодной и отрезвляющей. – Он умер сам. По предварительному заключению, данному судебным лекарем, от внутреннего кровотечения и кровоизлияния в мозг. Так что ваша теория о предыдущем ментальном воздействии перестает казаться неправдоподобной.
Тон его голоса постепенно выравнивался, как будто разговор об обстоятельствах дела успокаивал его, усыпляя опасное и нестабильное нечто, которое я ощущала внутри него. Паук выпрямился, брезгливые морщины разгладились. Даже темная энергия, казалось, затихла.
Я решила, что более подходящего момента может и не представиться.
– И клинок, – бросила я с кажущимся безразличием. – Такой клинок никак не мог принадлежать портовому работнику.
– Какой клинок? – Паук, едва различимый в полумраке камеры, резко повернулся ко мне, и я поспешно опустила взгляд.
Главный дознаватель взмахнул рукой, и факелы на стенах разом вспыхнули, разбрасывая снопы искр. Тюремный коридор и камеры озарились ярким слепящим светом. Я услышала, как испуганно вскрикнули в других камерах карцера заключенные.
Еще одно нетерпеливое движение – и свет стал приглушеннее, спокойнее. Я чуть выдохнула, расслабляясь, и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Паука.
Он заглотил наживку.
– Какой клинок? – повторил он. – И смотрите на меня, когда говорите! Не надо так дрожать, я не верю во всю эту чушь про проклятие взглядами, вздохами и неосторожными мыслями.
Медленно я подняла голову и взглянула прямо в желто-карие глаза главного дознавателя.
– Узкий обоюдоострый клинок, стилет. – Мне не составило труда восстановить в памяти призрачный образ, ранее детально воссозданный моей магией. – Такие характерны для юго-восточных земель Иллирии – Ромилии, Аллегранцы, Ниаретта. Изогнутая гарда, резная костяная рукоять. Навершие инкрустировано защитным кристаллом. Небольшой остаточный заряд, скорее всего, должен был сохраниться и после удара.
Паук прищурился, словно задумавшись над чем-то. Я молчала, ожидая, что он сам задаст следующий вопрос, но главный дознаватель не спешил интересоваться подробностями. Время тянулось мучительно медленно, а он так и не проронил ни слова. Казалось, смятый подол моего платья занимал его гораздо больше, чем менталист-убийца.
На мгновение прикрыв глаза, я еще раз мысленно прокрутила события ночи убийства. Ладонь сама собой ощутила тяжесть клинка. Я вспомнила прикосновение холодных пальцев менталиста и боль, пронзившую пальцы грузчика.
– Тело Спиро сожгли?
Паук посмотрел на меня с тенью любопытства, а после покачал головой.
– Проверьте его правую ладонь. Должны обнаружиться свежие царапины. Когда ему в руку вложили клинок, костяной узор оцарапал кожу.
– Вложили… – насмешливо протянул главный дознаватель. – Вынудили…
Отклонив голову назад, я посмотрела на Паука. Его лицо было непроницаемо – каменное изваяние, не иначе. Лишь в глубине желто-карих глаз тлел опасный огонек, не суливший мне, осужденной за ментальную магию, ничего хорошего.
Казалось, Паук от всей души ненавидел таких, как я.
– Откуда вы это знаете, заключенная? – заметив мой взгляд, хрипло спросил он.
– Я изучила энергетическую реплику того, что успела считать из воспоминаний Спиро Дьячелли о ночи убийства.
– Вы создали энергетическую реплику? – нахмурился Паук, вглядываясь в мое лицо с каким-то непонятным беспокойством.
Я кивнула:
– Да. У меня хорошая память.
– И, надо полагать, резерв.
Это прозвучало так, словно Паук хотел обвинить меня в бессмысленной растрате драгоценной энергии, по его мнению, вероятно, принадлежавшей исключительно исследовательскому центру Бьянкини, отделу магического контроля и Короне, но никак не мне самой.
Я оставила его замечание без комментариев. Оправдываться не хотелось – у меня была совершенно иная цель, и я должна была ее достичь во что бы то ни стало.
– Лорд Эркьяни, – негромко произнесла я, вспомнив, как он отреагировал в прошлый раз, когда я обратилась к нему по имени, – я знаю, зачем вы здесь. Знаю, чего вы хотите.
Он замер на мгновение – практически застыл, даже дышать перестал. Скользнул мрачным взглядом по моему телу снизу вверх, от штопаного подола старого форменного платья до небрежно забранных в узел на макушке светлых волос, задержавшись почему-то лишь на губах.
– И чего же, заключенная? – Насмешка ушла из его голоса, осталось лишь глухое раздражение, почти злость.
Он явно не понял меня – подумал не то. Наверняка многие осужденные женщины пытались выторговать поблажки, расплачиваясь собственным телом, но я была совершенно уверена – Паука заинтересует не это.
Я облизнула пересохшие губы.
– Должность верховного обвинителя, не так ли?
Желто-карие глаза вспыхнули.
Я продолжила, прежде чем он сказал хоть слово: