Паук из Башни

Я валяюсь в кровати среди раскаленных одеял, а сон боится идти ко мне, потому что я боюсь засыпать. Подобное бывает у больных лихорадкой или отравившихся плохой пищей, которых мучит сильный жар и тошнота. Любые попытки заснуть тщетны, потому что в воспаленном уме пляшут безумные картинки, обрывки каких-то мелодий, невнятных фраз. То и дело мелькает обезображенная морда покойного Вольфельда, семейство угольщиков отплясывает среди безымянных надгробий, а люди, которых я не видел лично, но которые исчезли, валяются кучей в сторонке. Работники таможни, большинство из них так и не удалось найти, ни одного из тех, кого де Моранжак подозревал во взяточничестве. К слову о нем, верховный обвинитель тоже тут, в моей голове, посреди мучительного жара. Он и вся его семья обедают за большим столом, не замечая танцующих мертвецов и люпса, рыщущего меж могил.

— Господин де Моранжак, — сказал я, приближаясь, — простите, что мешаю вашей трапезе. Сам не знаю, зачем приехал к вам сегодня!

— Не извиняйтесь, дорогой тан, не извиняйтесь! — рассмеялся человек, поднимаясь мне навстречу. — Вас я всегда рад видеть в своем доме!

— Вот как?

— Присаживайтесь!

Мертвые слуги мгновенно накрыли для меня место за общим столом.

— Чем же я обязан такому дружелюбию вашей милости, господин де Моранжак? — спросил я, принимая хрустальный на серебряной ножке бокал с вином.

— Вы, дорогой тан, едва ли не единственный из столичных чиновников, в чьих карманах не появляются чудесным образом новенькие империалы! А еще вы не злоупотребляете своей властью, и это достойно восхищения!

Приняв комплимент, я поднес бокал ко рту, но из-за важного вопроса помедлил:

— Скажите, Сильвио, за что вас убили?

Он ответил не сразу, некоторое время проковырялся в своей тарелке.

— За что убивают таких, как мы, Бриан?

— Порой мы просто…

— Нет, Бриан, главная причина.

Я пожал плечами:

— Находится более умелый и беспощадный интриган, и тогда мы погибаем.

— Да, таков порядок при мескийском дворе. Но что, если меня убили не как чиновника, а как человека? За что убивают людей?

— Хватит, Сильвио. Причин, почему одни живые существа убивают других, тысячи, и у меня нет желания перебирать их все ради вашего удовольствия.

— А жаль, — ответил он кисло. — Угощайтесь, тан л’Мориа.

Передо мной поставили серебряную тарелку с глазами, ушами и языками, изрядно подгнившими и заплесневелыми, а в бокале моем тихо закипала густая темная кровь.

— За что убивают людей, тан л’Мориа? — спросил Сильвио де Моранжак, смотря на меня кровоточащими ранами вместо глаз. — За то, что люди видят слишком многое, слышат слишком многое и, увы, могут слишком многое разболтать!

Он открыл рот, показывая мне обрубок языка, после чего неуловимо преобразился в Мирэжа Зинкара.

— Пейте, тан, пейте! Букет просто восхитителен!

Я столкнул бокал на пол, но малдизец злобно ухмыльнулся, дернул кистью, и моя рука ухватила вилку.

— Глаз? Язык? Или ушной хрящ?

— Я бы, наверное, все-таки выпил крови, — ответил я. — Жаль, что она вся разлита по полу.

— Крови. — Зинкара откинулся в кресле и укоризненно качнул лысой головой. — Жаль. Крови. Крови. Крови. Крови. Крови. Крови.

— Да, крови. — Мои пальцы разжались, выпуская вилку, она упала на пол с громким лязгом. И я проснулся в утренней темноте и липком поту. — Крови!

Я сполз на пол и пошаркал к двери своей спальни, а когда открыл ее, в комнату просочился свет от подсвечника, который держала Себастина. Моя горничная там, где нужна, и тогда, когда нужна. Как всегда.

— Хозяин?

— Который час?

— Почти семь.

— Набери мне ванну и приготовь костюм.

— Слушаюсь, хозяин.

Закрыв за ней дверь, я вернулся к кровати и положил на нее сумку Инчиваля. Мне подумалось, что все хотят моей крови, даже мой лучший друг, и это странно рассмешило меня.

— Собака его укусила, как же!