- Ты мне абсолютно безразлична, как женщина, - глаза почему-то сузились, а его губы поджались. – Да, ты по-своему красива. Как и все женщины. Видимо, поэтому такие как я иногда выходят из темноты. Повинуясь странному чувству, мы покидаем тьму. Чтобы отравить ваши губы сладким ядом. И в этот момент мы невероятно прекрасны. Перед нами невозможно устоять.
Я отчетливо видела, как он кусает губу и кривится так, словно ему больно.
- А потом мы снова уходим в темноту, - голос стал тише. На лице появилась гримаса боли. – Поцеловав ваши губы в последний раз.
- Так делают большинство мужчин, - ответила я, глядя на то, как Риордан незаметно опускает голову и делает беззвучный глубокий вдох.
- Меня воспитывали, как человека. Как человеку ты мне безразлична. Но твари из твоих ночных кошмаров нет. Она хочет тебя. Безумно хочет. Она – охотник. Ты дала ей повод, - каждое слово причиняло ему дикую боль. Но голос все равно не дрогнул. Просто стал чуть тише.
Воцарилась тишина. Я опустила глаза, рассеянно глядя на покрывало.
- И все – таки я – чудовище, - голова резко поднялась. Его глаза скользнули по стене и уперлись в щит. Риордан отчетливо видел свое отражение.
- Верни меня в мой мир, - прошептала я, поглаживая маленького паукана.
- Я бы с радостью, - произнес Риордан, глядя в щит. – Но тварь тебя больше не отпустит. Ты прекрасно видела это чудовище. И как тебе оно?
Сказать правду? Ипусий слусяй! Но я видела, что он и так переживает. Поэтому решила его утешить. Может, ему станет легче?
- Да ладно, - соврала я, приказав коленкам не трястись от воспоминаний. – Очень милый. Попка пушистенькая. Лапки пушистые. Просто заюшка. Я как увидела, так сразу умилилась.
- У тебя от умиления тряслись коленки? – насмешливо спросил Риордан.
- Да, - закивала я, понимая, что нужно его как-то ободрить. Так или иначе, он сегодня спас мне жизнь. – Представляете себе состояние, когда видишь что-то очень миленькое? Прямо хочется затискать с криками: «Ня-я-я!».
- Именно поэтому у тебя стучали зубы, - продолжал Риордан с тенью улыбки. Он так редко улыбался, что я смотрела на улыбку, как на диковинку.
- О, - махнула я рукой, чувствуя, что начинаю улыбаться в ответ. – Зубы стучали потому, что в комнате было холодно. Мерзну я. Причем, постоянно…
- Да, и глаза квадратные, - продолжало его величество. Он прекрасно понимал, что я вру. Но улыбка стала чуть уверенней. Я впервые врала с удовольствием и просто смотрела на его отражение.
- А это? – беззаботно махнула я рукой. – Просто в темноте я плохо вижу! Вот поэтому они были большими и квадратными! Мне очень хотелось все рассмотреть!
- И в угол ты забилась именно поэтому, - послышался вздох.
- Вот только не надо, - улыбнулась я. Никогда еще ложь не была так прекрасна. – Я просто это сделала, чтобы не мешать. Не путаться под ногами. Под восемью, между прочим!
Я всю жизнь люто ненавидела пауков. И периодически устраивала им «армагеддец», подлезая под ванную с аэрозолем.
- И беззвучно орала, - не щадили меня с улыбкой.
- Я не орала. Как вы могли такое подумать! Я просто хотела вам что-то сказать… Эм… Что-то очень важное. И забыла, - улыбнулась я.
- И что же важное ты хотела мне сказать? – брови вопросительно поднялись. Я все еще сидела и украдкой улыбалась. Даже не знаю почему.
- Я же сказала, что забыла! – развела руками я. – Вспомню – скажу.
В комнате паутинкой повисла тишина.
- Может, ты хотела меня о чем-то попросить? – послышался голос.
- Да нет, - пожала плечами я. Паукан переполз ко мне на колени. Во сне у него дрыгалась одна из правых лапок.
На нас смотрели долгим и задумчивым взглядом.
- Как его зовут? – спросила я, гладя пушистую попу малыша. Лапка угомонилась.
- Я не давал ему имя, - голос стал холодным. Таким же холодным, как и взгляд. – Это право женщины.
Я видела, как он уходит. Даже не обернувшись.
- Почему вы к нему не походите? Вы же отец, - прошептала я, глядя на спящего малыша.
- Потому, что у него глаза его матери. Я не хочу в них смотреть, - послышался голос. Дверь закрылась.
Глава десятая. Уютный уголок
Паукан проснулся неожиданно. Даже для себя. Он посмотрел на меня взглядом: «Ты готова к новым приключениям, о слабонервная няня?».
Не успела я принять меры по обезвреживанию, как веселые лапки решили показать няне, где с инсультом лежат. Они резво несли пушистую попу по отвесной стене. А потом шустро приземлили ее на матрас. Под аккомпанемент моего дернувшегося глаза.
Я честно пыталась его отловить на подлете. Через полчаса мне начало казаться, что я уже родилась с дергающимся глазом.
Просто так прыгать не интересно. А прыгать под крики: «Прекрати! Успокойся! Я тебя прошу!» намного веселее. Они задают нужный ритм.
Подушки одна за другой заканчивали жизнь самоубийством. Мотива я не знаю. Они молча летели в разные стороны. Одна из них чуть не стала причиной моей смерти.
Подушка прошла в жалких сантиметрах от драгоценной люстры. Мне показалось, что я сэкономила на квартиру в центре. Я уже мысленно предчувствовала, как чей-то нефритовый стержень исполняет обязанности клизмы.