Паучий дар

Расплетенные нуждались в Неттл больше, чем когда-либо, ведь теперь наряду с бывшими проклятыми в их ряды вступали бывшие проклинатели. Неттл никогда не думала о себе как о лидере Расплетенных, но, судя по всему, именно так остальные ее и воспринимали. Она жила в таверне Тэнси, которую Леона Тарл выкупила для нужд Расплетенных. Все здесь напоминало о прежней хозяйке, но не все воспоминания были плохими. К тому же нельзя просто вычеркнуть все, что несет на себе отпечаток боли.

Теперь в одежду Келлена было зашито еще больше железа. Металлические пластины оттягивали плечи и противно звенели при ходьбе, но Канцелярия настаивала на том, чтобы он носил их, пока его проклятие не будет снято, – так у него было меньше шансов кого-нибудь расплести. Келлен учился держать себя в руках и подозревал, что от этого проку больше, чем от железяк.

– Как там проклятие? – спросила Неттл.

– Потихоньку расплетается, – криво улыбнулся Келлен. Он испытывал чувство брезгливости, когда вытягивал нити из собственной души, словно оперировал свои же внутренности.

Прежде он думал, что единственный способ освободиться от проклятия – это совершить что-то грандиозное, изменить ход истории и тем самым искупить свою вину. Но оказалось, что долгое, медленное спасение Освободителей было как раз тем, что доктор прописал. «А даже если и нет, я все равно бы этим занимался», – подумал Келлен. Он почесал след от паучьего укуса на руке и впервые не почувствовал укола сожаления.

Если бы меня не укусили и не изгнали из Киттелсуолла, если бы меня не прокляли, сейчас меня бы здесь не было. А я именно там, где должен быть.

* * *

Коул поднял взгляд от книги и увидел, что к нему взволнованно приближается та, кого он так давно хотел увидеть. Неттл в последнее время стала очень похожа на Айрис. Мысль об этом причиняла боль, но теперь Коул мог ее вынести. Отсутствие Неттл мучило его каждый день. И Коул невольно заполнял пустоту, представляя, как она его ненавидит и обвиняет в смерти старшей сестры. Но при этом он продолжал надеяться, что однажды Неттл вернется. Все вокруг были добры к нему, но никто не мог его до конца понять.

Коулу бросились в глаза ее бледность и железо на одежде.

– Прости, что давно к тебе не приходила, – сказала Неттл. Она нервничала куда сильнее, чем он. – Я была в одном ужасном месте. Вернее, даже в нескольких.

– С тобой все в порядке?

– Теперь мне лучше. – Неттл настороженно посмотрела на брата. – Можно я тебе все расскажу?

Они поговорили. Им было больно, как бывает больно, когда вскрываешь рану, чтобы очистить ее от гноя. А потом они условились, что обязательно поговорят еще.

* * *

Проснувшись на следующее утро, Неттл ощутит удивительную легкость, будто какой-то груз сняли с ее души. Но перед этим она в последний раз увидит Лебедя во сне. Она снова в Глубокой Мари, в золотой час перед закатом, и что-то огромное ломится к ней через камыши. На сей раз Неттл не бежит, пусть даже небо над ее головой темнеет, а ветер воет, как человек. Она стоит на причале возле хижины на сваях и ждет.

Лебедь вырывается из камышей, черные перья птицы блестят от крови. В руках, которых у Лебедя быть не должно, птица протягивает Неттл бледное извивающееся создание.

– Возьми, – всхлипывая, умоляет Лебедь.

– Тише! – Неттл подается вперед, осторожно забирает лебеденка и бережно заворачивает его в шаль. И вовсе он не страшный и не ужасный, понимает она, просто очень маленький, уязвимый и озябший. – Бедный малыш. Я о тебе позабочусь. – Она поднимает голову и видит, что несчастные, безумные глаза Лебедя – это ее собственные глаза. – Я позабочусь о вас обоих.

Неттл наклоняется, опускает тряпку в болотную воду и начинает отмывать перья Лебедя от крови, возвращая им первозданный глянцево-черный вид. Вскоре вой Лебедя сменяется тихим плачем.

– Все будет хорошо, – ласково говорит Неттл и сама в это верит.

Благодарности