– Руками выроют яму, только бы опередить других. Не думаешь тела передать родне погибших?
– Нет, – отрезал я. – Это была не цивилизованная война по правилам, где есть место поклонам и церемониям. Напали какие-то разбойники!.. Пусть родня будет довольна, что трупы не повесили на деревьях воронам на расклевание и на расклевывание.
Он посмотрел на меня внимательно.
– Из жестокого мира ты прибыл, доблестный глерд. Из очень жестокого.
– Из победившей демократии!
Он пробормотал:
– Тебя послушать, ужаснее демократии нет ничего на свете.
– Точно!
– Какие планы теперь?
– Ускоренными темпами усиливать обороноспособность родного отечества, – сообщил я. – Прежде всего, конечно, в региональном масштабе.
Глава 10
Всю следующую неделю усердно крепил оборону замка, в свободное время объезжал свое глердство и знакомился с принадлежащими мне деревнями, пересчитывал дома, чего не догадался сделать составляющий карту Фицрой, старательно расспрашивал о местных колдунах и волшебниках.
Отвечали мне покорно, но вижу, что брешут. Чистые здесь еще люди, нетронутые демократией. Брешут очень неохотно и натужно, сразу видно. Их реакция понятна, ее величество разрешает чародейство только под ее контролем, а все остальное должно быть уничтожено, потому мне как ставленнику королевы никто и не подумал даже указать пальцем на местного колдуна или дать какую-то нить.
В то же время королева, то ли опасаясь народного волнения или хотя бы заметного недовольства, то ли из практических целей, не усиливает репрессии против магов. Магией заниматься нельзя, но если очень-очень хочется, то можно, однако по мелочи и не высовываясь.
Думаю, я отыщу и других колдунов, наверняка где-то прячутся или хотя бы не высовываются, но это потом, сейчас нужно обезопасить этих хреновых людишек, что не могут позаботиться о себе сами…
За эти дни я уже начал забывать о начатых поисках источников магии, как однажды вошел Ювал, поклонился и сказал несколько нерешительно:
– Там… крестьянин… говорит, что принес что-то для вас…
– Что? – спросил я.
– Говорит, – ответил он, запинаясь, – вы лично посылали…
– Прекрасно, – сказал я бодро, – хоть какие-то зримые неприятности!
Он вытаращил глаза.
– Почему… неприятности?
– А что обычно сваливается на все мои восемь голов? – спросил я. – Приятностей уже давно не видывал. А неприятности, что особенно неприятно, незримые!
– А-а, – протянул он, – а зримые лучше…
– Где тот крестьянин?
– Во дворе ждет.
– Пойдем, покажешь.
Во дворе тощий мужичонка сорвал шапку с головы и низко-низко поклонился.
Я сказал терпеливо:
– Если принес то, что надо, можешь вообще не кланяться. Если не то, будешь биться лбом о землю. Ну?
Он порылся в сумке и вытащил целый пучок сине-желтых стеблей.
Я осмотрел, сердце застучало чаще, спросил с подозрением:
– А нарвал где?
Он переступил с ноги на ногу.
– Ваше глердство, это в десяти милях отсюда. Как раз на опушке нашего леса. Мы за дровами ездим, там поворот… Но углядеть такое трудно, вообще-то место неприметное.
Сердце мое радостно застучало, я сказал сдержанно и солидно:
– Прекрасно! Если трава оттуда, то мой дорогой учитель, чародей Рундельштотт, для которого я так стараюсь, будет рад или хотя бы доволен. Пойдем, покажешь, где это растет.
Место оказалось в самом деле крохотное, даже этот наблюдательный мужик вряд ли бы заметил, если бы телеги не делали крутой поворот, с трудом объезжая великанский пень, а дальше уже снова по прямой в лес.
Я с волнением и надеждой смотрел на остатки бурьяна с сине-желтыми стеблями. Рачительный крестьянин собрал его почти весь, но сделал это, как все мы делаем: из земли остались торчать кончики длиной в два-три пальца.
– Отлично, – сказал я бодро. – Вот тебе настоящая золотая монета. Покажи своим селянам, пусть смотрят и завидуют! Ты не украл, а заработал честно.
Он воскликнул воспламененно:
– Спасибо!.. Я и не надеялся!.. Огромное спасибо!
– Старших надо чтить, – сказал я наставительно. – Для своего учителя я всегда готов сделать больше, чем для себя. Так и скажи детям своим, пусть и тебя чтут, как я чту своего чародея и учителя.
Он сорвал шапку и поклонился, на лице почтение, сам уже перешел в разряд старших, но вряд ли сыновья чтут его и хоть что-то для него делают, потому мои слова, как будто дал еще один золотой.
Я поднялся в седло, повернул конскую морду в сторону дороги и послал его в галоп.
Фицрой зашел, когда я в кабинете разлегся в кресле и рассеянно катал по столу ту светящуюся штучку, которую вручила химера. Вообще-то она не светится, можно принять за грецкий орех прошлогоднего урожая, но если взять в кулак, то свет бьет с такой силой, что видно не только кости, но и все жилки и кровеносные сосудики.
Я пытался представить, как она работает, вдруг снабжает магией не только химер, но и таких, как я, готовых поверить и довериться, а также рискнуть, но пока что ничего не чувствую.
– Красивая вещь, – сказал он. – Продашь?.. Или давай найду покупателя?.. Как я понимаю, это из неуничтожимых штучек?
– Что? – переспросил я. – Как это… неуничтожимая? Разве колдовские вещи не исчезают после смерти чародея?