Патетическая

– Ницше, как палач, что рубит головы; Кант покорно, с радостной вежливостью пришёл подставить голову. Бертран Рассел стоит и хлопает зрелищу; Шопенгауэр возбуждённо дышит, когда же палач опустит топор; Бетховен дирижирует при этом. Моцарт плачет об этом; Виктор Гюго аплодирует; Гёте смеётся. Аристотель улыбается. Моне этому делает зарисовку; Владимир Соловьёв задумывается; Шекспир пишет сонеты; Пушкин ничего не пишет; Лев Толстой скорбит; Наполеон знает, что будет дальше; Леонардо да Винчи не до этого; Ван Гогу неинтересно; Мать Тереза пытается остановить это; Святитель Николай тоже, а Кант – их. Президенты и депутаты издают закон о ненасилии. Психологи ищут оправдания такому поступку. Полиция охраняет. Клоуны и шуты повторяют действия Гёте. Гуинплен грозно смотрит. Жану Вальжану плевать, – сказал свой монолог философ, а иногда гувернант.

Четверо разговорились о своём, Пфары напились. Никита кушал.

– Кто поёт? – Никита слышал, как кто-то поёт, но звук не прорывался, он не мог его услышать, лишь слегка ощущал. – Сука, кто поёт, я спрашиваю.

С этими словами он встал и ударил со всей силы по столу, за которым сидело множество гостей. Всех разнесло в стороны. Никиту увели и отправили в психиатрическую больницу.

Он три дня не мог пошевелиться, ужасная слабость овладела им. Место было так себе. Разные психические больные; пьяные солдаты в белой горячке, те, кто устраивал скандалы родителям, кое-кого сюда жена отправила, лишь бы на глаза не попадался. Много и других разных личностей.

Когда он встал, то понял, что пора уходить отсюда, но он не сможет выйти, пока не останется последним, пока прежде не выйдут все. Такова ловушка матери – мерзкая и подлая.

Его позвали в кабинет доктора.

Сидела женщина средних лет с милой улыбкой, серьёзная и ко всем дружелюбная. У них не было люстры.

Никита понимал, что если призовёт орла или пусть даже просто приложит усилия, то разобьёт ловушку тёмной башни, но он хотел их победить совершенно, а не нанести мелкий урон.

Никита купил ей люстру – иногда полезно иметь много денег, а иногда нет.

У доктора заметно улучшилось настроение. Никита знакомился со всеми, кто тут жил и болел.

Ночью играли в карты, тайно пили алкоголь, а в туалете всё было пропитано табачным дымом. Никита выпустил муравья, чтобы свалить нахер отсюда. Ебучая психушка – пизда тёмной башне!

Я должен быть в Нью-Йорке – веселиться, а не здесь, в этой психушке. Моя жизнь в Москве, на Красной площади, а не здесь.

Уже ночь. В коридоре сидели хулиганы и бандиты, настоящие убийцы и разбойники. Никита подошёл к ним. И положил травинку им на стол со своего участка. Муравей начал ползать и понимать, где он находится. Над больницей появился зелёный купол, не дававший орлу подлететь к больнице, чтобы его мать полностью проиграла.

– Слышь, ты чё кладёшь, а? – спросил некто из них, а остальные просто грубо пялились.

– Простите, позвольте я заберу? – спросил их вежливо Никита.

– У тебя в натуре крыша поехала, парень. Забирай и вали отсюда баиньки, пока мы тебя в туалете не утопили, – ответили они, рассмеявшись, а остальные снова грубым образом спрашивали, всё ли у него в порядке с головой, интересуясь его здоровьем, но он забрал травинку и ушёл.

Утром, когда все проснулись и приготовились для приёма таблеток, у каждого немного болела голова. Когда каждый получил свою порцию медикаментов, то из-за них голова стала болеть ещё сильнее. Все начали возмущаться и предъявлять претензии, почему у них так сильно болит голова.

Врач недоумевала, и вечером таблетки решили отменить! На обед, обычно такого не бывало, но сегодня появилось больше зелени, овощей, а ещё был борщ – обычно его никогда не давали.

Вечер. На улице непонятно, какая погода – в психиатрических клиниках не выпускают на свежий воздух. Никита снова подошёл к карточному столику и положил травку. Все только возмущённо глянули на него и спокойно продолжали играть дальше. Он забрал травку и пошёл спать.

Утром приёма таблеток не было, их запретили. Теперь и завтрак был с беконом и кашей с фруктами, все были удивлены этому изобилию. В зале стоял телевизор, обычно подавляющее большинство сидит у него, но не сегодня, их всех выпустили на улицу.

Вечером Никита не подходил к столу с картёжниками.

Утром, проснувшись с хорошим настроением, он заметил, как пропали тапочки, а также была ещё одна новость – подавляющее большинство пациентов выписали. Осталась пара человек: тот, кто в больнице по причине того, что сильно хотел в армию, и молодой парень, который был не в себе.

Немного поискав, он нашёл свою обувь на человеке, который оказался в больнице по причине того, что сильно хотел в армию.

– Тебе следует вернуть мою обувь, – сказал спокойно Никита.

– А если не верну? – ответил спокойно солдат.

– Тогда ты вернёшься в армию.

– И как же это произойдёт?

– Так же, как и у всех.

– А как у всех?

– Так же, как и у тебя.

– Слышь ты, что умник тут какой-то? Бля, не рисуйся передо мной здесь! – сказал строго солдат.

– Я не рисуюсь. Мою обувь верни!

– Не верну! – строго и бесповоротно заявил похититель обуви.