Пасынок судьбы. Искатели

– Если все осталось, как прежде, тут, в подвале, должен быть вход в Подземную Москву! – объявил он, потрясая ключами: – Если только никто не наложил на него лапы!

Мы спустились в подвал, Паганель включил фонарик, пошарил лучом по углам, пока не высветил старую, крашенную в цвет стен дверь. Заржавевший замок долго не хотел открываться, Борису пришлось повозиться своими отмычками, пока, наконец, обдав нас сыростью, дверь со скрежетом не отворилась.

Паганель раздал нам респираторы, махнул рукой, мол, вперед! И начал первым спускаться по старым, выщербленным ступеням.

* * *

Мы шагали по мокрому, грязному туннелю, прислушиваясь к далеким уличным шумам. Впереди, светя фонариком, бодро шел Паганель, уверенно поворачивая в боковые коридоры, протискиваясь в узкие лазы, перешагивая через кучи гниющих отбросов. За ним, тревожно озираясь, широким шагом, стараясь не отстать, шел Борис, а я замыкал шествие, периодически оглядываясь – мне все время казалось, что сзади, в освещенных тусклым, пробивающимся сквозь сливные решетки, светом, коридоре за нами крадется какая-то мерзкая, покрытая гнилой слизью тварь. Прямо Толкиен какой-то, «нисхождение в Казад-Дум», Горлум и компания…

Зловоние в коллекторе стояло такое, что не одень мы по совету Паганеля респираторы, мы давно бы задохнулись. То и дело попадались трупы «домашних любимцев», сверху, с бетонного потолка свисала липкая, серая слизь.

– Сейчас будем спускаться глубже! – глухим голосом прокричал из-под респиратора Паганель, мы свернули в боковой коридорчик и по очень замусоренному пандусу побрели в глубь подземелий.

Вскоре луч фонарика выхватил из мрака высокую арку, за которой заблестела вода.

– Это подземная река! – прогудел Паганель, выходя на узкую кромку.

В низком, сводчатом туннеле действительно текла настоящая река – широкий, полноводный поток, чуть курящийся испарениями. Темная вода несла всякий мусор, проплывали, покачивая горлышками, бутылки, в окружении палок, бумажек, окурков…

Мы, прижимаясь к стене, неудобно согнувшись, чтобы ненароком не соскользнуть в воду, заковыляли вдоль поземного Стикса.

– Максим Кузьмич, далеко еще? – пробубнил Борис, поправляя маску респиратора.

– Дойдем до мостика, а там – направо, и станет получше, суше, и респираторы можно будет снять! – не оборачиваясь, ответил Паганель. Ему, с его ростом, приходилось хуже всех – закругляющийся свод вынуждал археолога согнуться буквально в три погибели, в таком положении и стоять-то трудно, а тут нужно было двигаться, идти вперед.

Мостик – бетонную плиту, лежащую над потоком, мы увидели минут через десять. На другом берегу виднелось темное полукружье прохода.

– Нам туда! – махнул рукой Паганель, первым шагнув на мокрый бетон. Гуськом перейдя мост, мы вступили под кирпичные своды нового, узкого и сухого, тоннеля. На своем лице я ощутил ток воздуха – словно холодный ветерок подул. Паганель снял маску респиратора, повернулся к нам:

– Все! Канализационные коллекторы кончились! Сейчас мы приближаемся к метро, к Калужско-Рижской линии. Будьте осторожны, не теряйте меня из виду!

Мы с Борисом сняли душные, мокрые респираторы, и сухой, бедный кислородом, холодный и затхлый воздух подземелий ударил мне в нос. Я скривился, а Борис, напротив, с наслаждением вдохнул, и даже закурил.

Мы шли за Паганелем, в том же порядке, что и раньше.

– Максим Кузьмич! – спросил Борис, догоняя нашего проводника: – А если и тут неудача? Если он и не появлялся на этой… базе?

– Но проверить наши предположения мы все равно должны! Может быть, найдется кое-что из его вещей, если уж он сам не появиться! В любом случае исключать такую возможность мы не можем!

Неожиданно впереди замаячил свет.

– Это рабочий тоннель метро! – пояснил Паганель: – Тут безопасно, и никого нет! Мы пройдем по нему, потом пересечем действующую линию, а там уже рукой подать!

С грохотом и шумом пронесся где-то совсем близко поезд метро. Я поежился – было прохладно, да и страшновато. Я читал все эти модные в начале девяностых годов публикации про гигантских тараканов и полутораметровых крыс в московском метро, и хотя мой разум понимал, что все это – чушь, тело все равно дрожало от страха…

От бдительного Паганеля не укрылось мое состояние. Он обернулся и чуть насмешливо сказал:

– Принц Оранский во время битвы кричал, обращаясь к самому себе: «Дрожишь, дрожишь, проклятый скелет?! Ты бы вообще умер от страха, если бы знал, куда я тебя поведу!» За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передан верно: воля и разум должны управлять человеком, все остальное – чепуха!

Я промолчал в ответ, но настроение мое, и так не очень хорошее, испортилось окончательно. Я сперва не мог понять, в чем дело, а потом вдруг ощутил, что мне очень не хватает вот того странного чувства уверенности в себе и легкого звона из-за облаков, который я впервые услышал у ларька, ежась под взглядом Дрюниного качка.