Я не выдержал. Просто знал, что будет дальше, и потому прыгнул первый. Так у меня есть преимущество первого удара – бью куда хочу и как хочу, правда, при этом теряю моральное право утверждать, что это не я начал драку, ведь получается, что её начал именно я… Но в задницу это право!
Я промахнулся. Удар получился слабее, чем хотелось. На роже у Кампоса останется всего лишь небольшой синяк, да и тот быстро пройдёт. Дальше на меня навалились. Со всех сторон. Я ещё успел нанести несколько ударов, не глядя, в разные стороны, а потом…
…Потом меня долго-долго месили. Били не сильно, не зря же у них был «военный совет» вместо пары. Всё предусмотрели и рассчитали! Но месили колоритно. Ногами, с шикарным замахом. Если бы такие удары проводить в полную силу, я бы уже давно был трупом. Тоже играют на публику, скоты!
Но и так пришлось несладко. Лицо затекло, на губах явственно ощущался привкус чего-то липкого и солёного. Толстый, как и положено лидеру, стоял рядом и что-то говорил «мне». Для толпы, естественно, я его просто не слышал.
…Ярость пришла тогда, когда понял, что проваливаюсь в беспамятство. Но это была совсем не та ярость. По ощущениям она напоминала мне котёночка. Я чувствовал себя эдаким маленьким злым задиристым котёночком, тогда как в день, когда они отступили, был грозным тигром. Даже в беспамятство не провалился – так, немного взревел, вскочил, бросился на Кампоса…
…И повис на руках его дружков.
Они снова навалились – скрутили, вывернули руки, не давая пошевелиться. Я ревел и выл ещё минут пять, что-то орал, но двигаться не мог. И лишь тогда, когда ярость ушла, оставив после себя трясущиеся в судороге конечности и ощущение полного опустошения в душе, когда я безвольно повис на руках, в голос плача, вперёд вышел Толстый:
– Вот видишь, Шиманьский, и на тебя управа нашлась! И ничего ты больше нам не сделаешь! – Он с силой ударил под дых.
Я судорожно задвигал ртом, пытаясь вдохнуть воздуха, но ничего не получалось.
– Ай-ай-ай! Наш великий император плачет! – обратился он к публике. Я чувствовал, как слёзы текли и текли по лицу безостановочно. Сами по себе, я их не контролировал. – Как работать языком – он герой! Император! А как отвечать за базар – сразу нюни пустил!
Снова удар.
– Может, попросишь прощения? Извинишься? За плохое поведение? А? Я тебя прощу! Чего молчишь?
Толстый подошёл вплотную и наклонился к моему лицу. Дружки ослабили хватку, давая мне возможность наконец-то вдохнуть.
– Давай, Шиманьский, извиняйся! Мы все тебя слушаем! – Затем встал и отошёл в сторону, всем своим видом показывая, в каком он нетерпении.
Унизить меня решил? А вот не выйдет, парниша! Я, превозмогая боль во всем теле, смог выдавить:
– Идддиии наааахх…
Толстый взревел, словно раненый бык. Удар. Ещё удар.
Удары посыпались на меня градом! Он бил меня кулаками, как грушу, по корпусу, по лицу!.. Остервенело, осатанело, вымещая накопившуюся злость…
…Очнулся я на земле, лежа на спине. Надо мной нависал, заслоняя «дневной» свет, Кампос. Вокруг стояли дружки, как бы пресекая возможную попытку убежать. Я же не мог шевелиться, какой там бегать! Даже ползти не мог!
Бенито имел серьёзный вид, серьёзнее некуда. На его лице не было привычной насмешки над поверженным противником. Да, он сегодня победил, но всё ещё меня опасался. Типа уважал, как достойного соперника? Скорее всего. А это хуже, чем если бы презирал, – последствия иные. Медленно, растягивая слова, проговорил:
– Значит, слушай сюда,
Я многозначительно молчал, показывая этим своё к нему отношение.
– Я тебя предупредил! Всё, пойдём.
Он махнул рукой и пошёл в сторону города. Его дружки, перебрасываясь ехидными шуточками, направились следом.
Толпа, стоявшая вокруг, потопталась ещё некоторое время, глазея на избитого меня, а затем медленно начала расходиться. Через четверть часа вокруг никого не осталось.
Я нашёл в себе силы доползти до стены и облокотился, переводя дух, пытаясь прийти в себя.
– Ну сколько тебе говорить, Хуанито, да не связывайся ты с ними! – Рядом, тяжело вздыхая, присел Хуан Карлос. – Как маленький! Что, трудно было промолчать?
– Ненавижу уродов! – только и смог выдавить я. Объяснять что-то такому приспособленцу, как он, бессмысленно. Тем более сейчас.
– Ладно, держи вот… – Он протянул платок. – И вот. – Из его рюкзака появилась бутылка с водой. – Это от Николь. Она сообразительная. Сбегала.
– Та девушка? – оживился я. – Новенькая?
– Забей на неё! На неё виды у Толстого! – убито ответил он, отводя в сторону глаза.
– ?!
– Потом сам всё спросишь и поймёшь. Об этом вся школа знает. – Хуан Карлос снова вздохнул. – Ладно, император, вытирайся и вставай, пошли! Мне тебя ещё до дому тащить, а это неблизко!..
Почти тёзка поднялся на ноги и отряхнулся…