Пасынок судьбы

А может, и был он удачливее и хитрее на самом деле, и привык обделывать сложные и хитрые делишки без помех? Только нарвался на неожиданного противника. Не менее хитрого и беспощадного.

Не шел у Годимира из головы одноглазый бродяга из корчмы. Ну, не мог он быть простым побирушкой, никак не мог. Так разделаться с вооруженным грабителем! Не у всякого княжеского дружинника вышло бы. А тут — раз, два. Удар под колено, удар по голове. И все. Да не мечом или шестопером, а обычным колом.

Да и после бродяга повел себя очень странно и непривычно для их братии. Не стал требовать вознаграждения за помощь, удрал от похвал и благодарностей.

Почему?

Случайно ли он оказался в заведении Андруха?

Случайно ли завел разговор об убитом Пархиме-горшечнике?

Случайно ли предупредил о готовящемся налете на коновязь? А рыцарь не сомневался, и даже пан Тишило с ним согласился, что разбудил их свистом не кто иной, как одноглазый оборванец.

И после всего этого убежать?

Странно, необычно, а потому подозрительно.

— Что задумался, пан рыцарь? — весело окликнул Годимира шпильман.

— Да вот, думаю: кто это хотел наших лошадок со двора свести? — словинец почти не покривил душой.

— Кто, кто… Разбойники! — буркнул пан Тишило.

— Да мы тут уже о двух хэврах слышали, — пояснил Олешек. — Яроша Бирюка и Сыдора из Гражды. Причем кто что говорит. По словам одних — Ярош чуть ли не мученик, а другие рассказывают, как Сыдор у богатых отбирает и бедным отдает. Кому верить?

— По мне — так все разбойники на одно лицо! — Бело-красный рыцарь сжал кулак. — Всех их следует вот так держать. А попался — батогами и в каменоломни! Так ведь? — Он оглянулся на Жита и Бажена. Те согласно закивали. Кто же будет возражать хозяину и благодетелю? В особенности, когда твой же товарищ от рук лесных молодцев пострадал.

— Так-то оно так, — не стал спорить музыкант. — Но разобраться хочется.

— Чего разбираться? — недоуменно протянул пан Тишило и больше о разбойниках и их наказаниях не заговаривал.

А Ошмяны все приближались. Приближались, несмотря на кажущуюся неторопливость коней.

Уже стала хорошо видна слобода бронников и кузнецов, вынесенная за пределы ограды, ближе к реке. Речка, огибающая город, к слову сказать, издали казалась ручьем, да скорее всего ручьем и была при ближайшем рассмотрении. Конь с разбегу перепрыгнет. Да что там конь… И корова, если хорошо разогнать, перескочит с берега на берег и не заметит.

На вершине холма, вокруг которого сгрудились дома и домишки Ошмян, стоял королевский замок, приметный издали, как на ладони. Приземистое здание донжона увенчивали серые зубцы и черные с желтым флаги, лениво шевелящиеся в летнем мареве.

— А вон и для турнира поле мастерят! Ристалище! — радостно воскликнул Олешек, указывая пальцем налево от тракта.

Годимир взглянул в ту сторону.

Сперва ему в глаза бросилось расположившееся на зеленом приволье стадо рыжих коров. Мосластых и остророгих. Сразу видно — в молоке, сыре и масле жители Ошмян — как бишь их положено звать правильно? — не нуждаются. Зато позади россыпи мычащих кормилиц десяток мастеровых под веселый перестук топоров сооружали помост и галерею с рядами сидений для вельможных гостей короля Доброжира. Перед галереей виднелся огороженный четырехугольник турнирного поля.

— Молодцы. Стараются, — одобрил рвение ошмяничей пан Тишило. — С душой к делу подходят.

— Видать, именитые рыцари ожидаются? — Олешек подбоченился в седле, одернул зипун, рискуя оборвать полу. Перебросил на грудь цистру. Взял аккорд. Прислушался, принялся подкручивать колки.

— Ты когда меня учить начнешь? — вполголоса поинтересовался Годимир.

— Ты так говоришь, пан рыцарь, — отозвался шпильман, — словно я отлыниваю. Сам посуди, когда мне тебя учить было с такими-то приключениями?

— Ладно, — кивнул рыцарь. — Но уж как в Ошмянах устроимся, не забудь — обещал.

— Так и ты мне кое-что обещал. Помнишь, а?

— Да помню, помню…

— Это хорошо, что помнишь.

На воротах стояли четверо стражников куда как более пристойного вида, нежели желеславовы сборщики подати у моста. Начищенные шишаки[29], бригантины[30], обшитые тканью все того же черного цвета с вышитым трилистником. В руках стражники держали двурогие гизармы[31].

— Пан Тишило герба Конская Голова и пан Годимир герба Косой Крест! — торжественно возвестил полещук, небрежно бросив ладонь на рукоять меча.

— Паны рыцари изволят на турнир прибыть? — шагнул вперед седой стражник с рассеченной некогда бровью. Рубец шрама переламывал ее, превращая в изображение летящей птицы.

— Точно. Угадал, — кивнул пан Тишило.

— Тогда паны рыцари проезжают без подати. Кто еще с вами? — Седой разгладил пальцами нашивки десятника на рукаве.

— Оруженосцы. Вот на телеге.

— Годится. А это кто?

— Шпильман известный. Олешек Острый Язык из Мариенберга.

— На турнир?

— А то?

— Хорошо. Тоже без пошлины может въезжать. — Стражник прищурился. — А купцы?

— Купцы были под моим покровительством до ворот сего города. Теперь, думаю, защита вам не нужна более? Так ведь?