Одно было ясно – уровень жизни был очень низким. Никаких государственных структур, служб или коммуникаций не наблюдалось. Даже роль дороги выполняла река. Люди кормились рыбалкой, охотой и собирательством, и опустились бы до дикого состояния, если бы не одна статья экспорта, которая поддерживала все лесное сообщество. Этой статьей оказалась та горькая травка, которую с понтом зажевал недавно Женька. Она оказалась не только горькой на вкус, но и неплохим куревом при правильном высушивании. Вот эту траву и вывозили отсюда по реке торговцы.
Обрадованные щедрым, и разговорчивым гостям, жители собирались к вечеру устроить всеобщую гулянку, и Женя, удостоверившись в безопасности ребят и прикинув, что до заката еще часа три, все-таки решил слетать на разведку, пока Саши «затвердевают» сидя в деревенском реале. Поскольку компаньоны не возражали, он, не затягивая дела, понесся со всей возможной скоростью вокруг горы.
В самом деле, на другой стороне, недалеко от реки он увидел поля и луга, что говорило о некоторой сельскохозяйственной активности. А у самого берега обнаружилось и приличное для этого лесного края поселение, состоящее в основном из деревянных построек, но более добротных, чем в деревне, в которой остались Саши. Даже была улица с небольшой центральной площадью и большим домом на ней, в котором, наверно, и надо было искать Лешего.
Женя не спешил проявляться посреди площади, а самым бесстыжим образом проник в предполагаемые апартаменты местного перворожденного мага и стал рыскать по этажам и комнатам. В одном, особо большом помещении, которое, если сильно прищуриться, можно было назвать залом, шло какое-то пиршество. Во главе стола сидел лохматый мужичина или дед, определить возраст которого было невозможно в силу полной залохмаченности его головы. Астральный шпион с восторгом рассматривал лицо, из которого были видны только глаза и кончик носа, все остальное представляло собой одну прическу, плавно переходящую в брови, бороду и усы или, вернее объединяясь с ними в единый волосяной покров.
Визитер до того залюбовался этой колоритной личностью, что неосторожно вывалился с изнанки прямо перед волосатым мужиком – хорошо еще, не на стол, за которым сидела ватага веселых, но несколько неопрятных людей. Правда, все равно, приземление, вернее приседание в объятия внушительной дамы нельзя было назвать удачной посадкой. Чтобы скрыть смущение, Женька воскликнул:
- Ух ты! Ну и борода! – и хлопнул в восхищении себя по коленям. Затем обернулся к странно наряженной даме, на коленках у которой он оказался, и смущенно произнес. – Миль пардон, мадам! Неудачное посадка, понимаете ли.
- Ты кто таков? – строго спросил Женьку волосатый старик (или не старик). В его голосе смешалась оторопь с возмущением.
- Я? – переспросил Женя, на ходу придумывая версию поубедительнее. – А Вы, благородный старец, не Леший случайно будете?
- Какой я тебе старец! Да как ты с самим Лешим разговариваешь? – возмутилась борода с бровями.
- Простите, не разглядел, – Женя, наконец, сообразил, кем ему назваться. – И еще раз простите, что не представился сразу. Я душа маленькая, по служебному делу, с инспекцией…
- Какой еще такой иншпекчией? – с трудом проговорил явно незнакомое ему слово Леший.
- Ну, с проверкой. Оттуда! – Женька ткнул пальцем в потолок.
- Откуда оттуда? Там только крыша, - не понимал мохнатый руководитель застолья.
- С астрала.
- Какого еще осралу? Эй, стража! Выкиньте отсюда этого нахала. Я сегодня добрый. Всыпьте ему пару раз батогов, и пусть себе катится в лес!
- Это Вы зря, дяденька! – немного обиженно заявил Женька, видя приближающихся мордоворотов, только чуть менее волосатых, чем его неласковый собеседник.
Пришлось опять лезть на изнанку. Пока он разглядывал недоуменно мечущихся по залу охранников и тихую панику за столом, ему вспомнилось, что показалось таким странным в Лешем. Если бы тот был настоящим перворожденным, то ему должно быть лет, как тому же Орину, а он обиделся на старца. Ладно, это, но не мог же перворожденный не знать об астрале, если они живут тут чуть не вечно? Или мог? «Эх, надо выяснять, коль я уж здесь», - подумал Женька и полез обратно, на этот раз, благоразумно проявившись у бородача за спиной – подальше от его костоломов, бегающих по залу.
- Простите, милейший, – шепнул он возмущенному предводителю стола, отметив боковым зрением округлившиеся от страха глаза дамы, у которой в объятиях он недавно побывал.
Дедок подпрыгнул от неожиданности, и Женя почувствовал, как его кожа зачесалась. Но, поскольку ничего другого не произошло, он попытался успокоить местного предводителя:
- Ну, не надо так нервничать, я же с самыми лучшими намерениями!
Вместо того, чтобы успокоится, дед явно струхнул, так как прытко отскочив в сторону поближе к пышной даме, со страхом уставился на Женю и спросил:
- А ты чего?
- Чего? – не понял Женька.
- Почему иголками не пошел? И в пень не превратился?