Учитель снял пиджак, с сердцем швырнул его на стул. И вышел из гостиной. Миссис Молби слышала, как он пустил воду в кухне.
— Кухню, миссис Молби, пришлось красить до конца, — сказал мистер Кинг. — Если задержаться на половине, вы бы сошли с ума. Я стоял у них над головой, чтобы они докрашивали.
— Раз покрасили, дорогуша, — сказала миссис Кинг, — так уже все. Ой, Лео, и как это тебе удалось столько сделать! — обратилась она к мужу, — Такие маленькие, а уже такие поганцы!
— Нам лучше идти домой, — сказал мистер Кинг.
— И таки неплохо, я вам скажу, получилось, — присовокупила его жена. — Кухонька, дорогуша, даже повеселела.
Кинги ушли, учитель принялся оттирать желтую краску с ковров щеткой, отведенной для мытья посуды. На площадке ковер и так был в пятнах, заметил он, тыча пальцем в разводы, оставшиеся от краски, которую она отмывала тряпочкой из ванной. Она должна быть счастлива, сказал он: у нее теперь не кухонька, а загляденье.
Она понимала, что лучше промолчать. Понимала, что и раньше, еще при Кингах, тоже лучше было промолчать; понимала, что и теперь тоже надо промолчать. Можно было бы напомнить Кингам, что прежде кухня была окрашена, как ей хотелось. Можно было бы пожаловаться этому типу, пока он оттирал ковры, что им уже не быть прежними. Она не сводила с него глаз, но ничего не говорила — не хотела, чтобы ее сочли докучной. Кинги тоже сочли бы ее докучной: сперва пускает ребят красить кухню, потом поднимает шум. Если она будет докучать, Кинги перейдут на сторону учителя, и на этой же стороне каким-то образом окажутся и его преподобие Буш, и мисс Тингл, и даже миссис Гроув, и миссис Холберт. Они сойдутся на том, что виной всему ее старость, неспособность уразуметь: раз ребята принесли краску, они собирались красить кухню — иначе и быть не может.
— Ну-тка, где эти пятна — сколько не ищите, не найдете. — Учитель встал, указал на желтые разводы на ковре, которые как были, так и остались. Надел пиджак. Щетку и миску с водой не убрал — бросил на полу посреди гостиной. — Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал он. — Очень вам признателен за содействие, миссис Молби.
Ей вспомнились ее сыновья, Эрик и Рой, — она не вполне понимала, почему они вспомнились ей именно сейчас. Она проводила учителя вниз, а он все рассказывал ей, как обнадеживающе развиваются отношения в нашем обществе. К таким ребятам, говорил он, нельзя предъявлять строгие требования — их надо понимать, их нельзя бросать на произвол судьбы.
И ей вдруг захотелось рассказать ему об Эрике и Рое. Ей так не терпелось поговорить о них, что она вдруг явственно представила их мертвыми, как бывало прежде, вскоре после их гибели. Эрик и Рой лежали в пустыне, и птицы пустыни садились на их мертвые тела. На месте глаз у обоих зияли пустые глазницы. Ей хотелось объяснить учителю, что они жили здесь, на Агнес-стрит, одной счастливой семьей, пока не пришла война и не развеяла все в прах. После войны возврата к прежнему уже не было. Жить дальше, когда не для чего жить дальше, оказалось не так-то просто. Каждая из комнат хранила свои воспоминания о мальчиках, выросших в этом доме. Стряпня, уборка в ту нору потеряли для нее всякий смысл. Зеленная, которая перешла бы к сыновьям, должна была неминуемо перейти в другие руки.
И тем не менее время излечило эту страшную, двукратную рану. Она приноровилась жить в ужасающей пустоте, и, хотя в зеленной хозяйничали Кинги, не ее сыновья, а это совсем не одно и то же, Кингам по крайней мере не откажешь в доброте. Спустя тридцать четыре года после гибели твоей семьи, в старости довольствуешься уже и тем, что время обошлось с тобой милостиво. Ей захотелось сказать учителю и об этом — она и сама не понимала почему: потому, наверное, что это было как-то связано со случившимся. Но она ничего не сказала ему — не знала, как приступиться, если же постараться изложить все по порядку, есть опасность — учитель сочтет, что она выжила из ума. Вместо этого она сказала ему: «До свиданья»; не забыть попрощаться — на этом сосредоточились все ее усилия. Сказала: ей очень жаль, что так получилось, сказала, желая показать — она сознает, что не сумела толково объяснить ребятам, чего хочет. Она не нашла с ними общего языка: ей хотелось, чтобы он понял — она это понимает.
Он рассеянно кивнул — не слушал ее. Он все делает, чтобы в мире жилось лучше, сказал он. «Таким вот ребятам, миссис Молби. Лишенным тепла домашнего очага».
Взяли и обокрали
— Я что хочу сказать. Я теперь не такая, какой раньше была.
Она вышла замуж, рассказывала Норма, живет своим домом. Молодой человек, сидевший подле нее на тахте, подтвердил ее слова. Неброско одетый, полноватый, жизнерадостный юноша. Во взгляде смеющихся синих глаз можно было прочитать: если Норма и была раньше взбалмошной и легкомысленной, то теперь она совсем другая, это он на нее такое влияние оказал.
— Я что хочу сказать, — продолжала Норма. — У вас тоже многое переменилось, миссис Лейси.