Пасынки фортуны

Кузьма, враз отмерив по локоть руку, помахал перед следователем:

— Кранты! Завязал с вами! Не попутчики, не кенты вы мне! Приморите по новой в тюряге, докажи потом, что не фраер!

— Не придержим, не тормозну! Расчет получишь. Устроим тебя на работу, в общежитие, и иди своей дорогой. Несколько дней в гостинице поживешь, пока все уладим. Номер оплатим, выдадим суточные, — сыпал следователь обещанья.

— Не надо ему Магадан. Заберу Кузьму на прииск. Насовсем, — обрубил Чубчик.

— Нет, Сань, в карьер, под землю, меня теперь и калачом не заманишь. Сыт по горло. А и с мужиками твоими скентоваться не смогу, — заупрямился Огрызок.

— Да погоди, кореш, не под землю фалую. Есть на прииске работа, будто специально для тебя ее придумали. Бракер по золоту. Не надорвешь шею. Не замерзнешь. И денежно! — улыбался Чубчик.

— Во зажрались, фраера! В рыжухе закопались! Еще и выбирай, — вырвалось у Огрызка.

— Если понадобится наше ходатайство либо звонок, мы — всегда пожалуйста! — откликнулся Тихомиров с готовностью.

— Тогда может, мы не будем ждать утра? Пойдем на трассу? — предложил оперативник следователю.

— Ну уж не гоношитесь здесь! Не пущу! Хватит с меня горя! Ночуйте! А завтра отваливайте, по утру! — вскочил Огрызок.

Чубчик удивленно оглянулся на Кузьму.

— Приморили меня по тюрягам. Доканали до нитки. Покуда не увижу, что сели в машину, покою не будет. Надоело за чужие грехи свою башку

подставлять. Мало ль что может случиться в ночи? И снова я за то ответчик? Кончайте дергаться! Ни хрена не станет с вас, — переночуйте! — решительно закрыл дверь Кузьма.

— Ох и потрепало же тебя, кент, — сочувственно качал головой Чубчик. Кузьма решительно стоял у двери. Маленький, ершистый, усталый человек. Он так боялся упустить свободу, которой все не мог воспользоваться. Ее слишком часто и незаслуженно отнимали у него.

Тихомирову, глядя на Кузьму, неловко стало. Понял все, сказанное и невысказанное. Он опустил голову и послушно снял с себя шапку и куртку.

— Спать, так спать. Вот только чайку бы на ночь… Согревшись окончательно, мужчины разговорились.

Каждому свое вспомнилось, наболевшее. Но Огрызок, перебив оперативника, спросил:

— Так трехни, Сань, что у тебя на трассе с Баркасом стряслось? Чубчика будто током ударило. Передернулся весь.

— Наверное, мы мешаем? — предложил Тихомиров вслух.

— Ничуть. Дело прошлое. А вспоминать хоть и не по кайфу, да забывать нельзя, — закурил Александр и, немного помолчав, заговорил: — Начальство зоны в тот год почти полностью заменилось. И новое не захотело держать фартовых. Всех на пахоту погнали. На Колымку… Даже пахана из барака вытряхнули. А уж фраерню подчистую вымели из зоны. И, разбив на бригады, каждой свой участок отвели. Хоть сдыхай, а вкалывай и норму выдай. Да такую, что в глазах рябило, — матюгнулся Чубчик и продолжал: — Я до того дня, кроме фомки и пера, ни хрена в руках не держал. А тут охранник лом вручил и давит: мол, вкалывай. Я не знал, что мне с ломом делать, за что его взять. Чую, штука увесистая. Ни один колган ее не выдержит. А вот как в работе применить, представленья не имел. Но пригляделся. Увидел, как работяги пашут. Ну и решил согреться. А лом — хрясь и пополам… От мороза. Охрана не без бреха второй всучила, пригрозив, если сломаю, живьем закопать у обочины. Я б и рад принять за шутку, да только видел, как они одного фраера за кипеж долбанули кайлом. В темя… Враз накрылся. Ну и мне дергаться не хотелось. Вламывал до обеда, пока в глазах не зарябило с непривычки. Не помню, как мордой в снег сунулся. Не знаю, сколько я провалялся. А тут охранник. Ну и спрашивает мужиков, чего это я развалился. Те хайла открыть не успели, как Баркас брякнул: «Чифирнул, гад!» Охранник и поверил. Взъелся. Автомат сорвал с плеча. А я слова вякнуть не могу. К охраннику мужики кинулись. Схватили за руки. Но тот успел. Прошил мне обе ноги. Когда узнал, что Баркас темнуху подпустил, бросил меня в машину, отправим в зону, в больничку. Я в ней целый месяц валялся. Вышел и снова на трассу. В тот же день с Баркасом нюх в нюх столкнулись. Хотел я его за жабры взять, да момент не выпадал. Тот хмырь будто чувствовал. И едва я к нему начну подходить, он, гнида, за чью-то спину шмыгает, мурло свиное! Так целый день. А под вечер пурга поднялась. Машины из зоны за нами не пришли. Никто из шоферюг в буран не рискнул даже за ворота выехать. А на трассе не только работать, дышать, на катушках удержаться невозможно стало. Охранники растерялись. Не знают, что делать. Вести нас в зону — рисково. Половина сбежит, другие в пути накроются от холода. Вот тогда я предложил единственное, чтобы фартовых от погибели сберечь, — поставить снеголовушки. С подветренной стороны, за ними можно ненастье переждать. Поставили одну — понравилось. В затишье дух перевели. За другие взялись. К ночи целый круг получился. С надежными высокими стенами. Даже костер в середине разожгли. Греемся вповалку. Где зэк, где охрана — не понять. Не до того. Выжить бы. И тут я вспомнил о Баркасе. Где ни ищу, нет его. Словно провалился мудак.