Пастух

Там Тони с новой силой начал разгульную жизнь, в туманах кутежей находя временное успокоение, а в промежутках чистоты не брезговал возможностью соблазнить одну-другую молодую простушку. И ни с одной из них он не хотел быть вместе, не хотел связывать с ними своё будущее, ему также не нужны были их деньги. Значение имело лишь согласие обольщённых молодых девиц быть с ним – это верно служило утешением уязвлённого самолюбия. "Они ведь тоже люди", – думал Тони, -"Я бы не хотел, чтобы когда-нибудь так поступили со мной – попользовались и бросили. Мне бы это не понравилось". Понимание того, что его самостоятельные шаги по лабиринту взрослой жизни постоянно приводят к одним и тем же тупикам разочарования, требовало кардинальных мер для выхода из сложившейся ситуации. Но он обманывал себя снова и снова, и тогда уже понимал, что начинает терять рассудок, ведь ему было трудно дать объяснение своим собственным действиям. Бороздя темноту разгульной жизни, он пытался поддерживать иллюзию собственной важности и значимости, но не обзаводился реальными признаками успешности. Семья героя тактично отделилась от него в отдельной квартире, а последний разорвавший все контакты друг на прощание сказал «иди к наркологу». Пустота смыкалась над ним, и он не мог вынырнуть из этой непроглядной пучины праздности и разврата, в итоге разъевшей маску его актёрства и обнажившей самолюбие. Намёк на собственное бессилие в сочетании с бунтующей самонадеянностью, подтолкнули 31-летнего мужчину к

совершению отчаянного акта своеволия, и он, прикрывшись показным патриотизмом, ушёл добровольцем в армию. Он ожидал, что полностью сменив обстановку и окружение, сможет вырваться из сжавшегося вокруг него кольца мрака и тайно лелеял надежду стать большим командиром или героем войны, словом – очень уважаемым человеком.

В первый же день службы новоиспечённых воинов встретил для напутственного слова командир учебной части. Он появился в помещении сборного пункта неожиданно и сразу поглотил всеобщее внимание, последовательно и ловко разрубая податливое пространство острым и крепким топориком командного баса. Неосведомлённый о высшем ранге откуда ни возьмись возникшего источника властного голоса, и ослеплённый вспыхнувшим гневом, Тони в приступе зависти громко и нагло потребовал у полковника представиться и изложить суть требуемых от него действий. За это новобранец был впоследствии удостоен особо строгой муштрой и отправлен в горячую точку сразу по завершению курса молодого бойца. После долгожданного перевода в регулярные войска у потрясенного обидой Тони появилось больше свободы, но поугас интерес к службе.

Терпящему нужду в одобрении всегда нужен кто-то, кто возвратит веру в себя, и, если действительно хотеть, найти такого человека в жизни не трудно: он сам появится за следующим поворотом судьбы и всегда будет ожидать там. Тони познакомился с ним ночью в вестибюле казармы по пути на улицу в курилку.

Словно очарованное видом своего сородича, несмышленое животное, приласкавшееся к заразной особи из случайно пасшегося рядом больного стада, на котором опасный недуг ещё не успел проявить свои симптомы, герой обратил внимание на сидевший в коридоре и непринуждённо занимавшийся приятным делом – игрой в мини-приставку Sony Playstation, образец обжитого, но ещё не подкошенного наркоманией рядового Прянича. Остановившись, Тони осторожно попробовал завести беседу с незнакомцем, и они быстро нашли общий язык, а затем разговорились, и Прянич как-бы само-собой угостил собеседника "непростым табаком". Их общение в последующем стало настоящей отдушиной для Тони, и ему особенно нравилось, как Прянич всегда по-братски обращался к нему на "Тошич". Девятнадцатилетний, «кровь с молоком» солдат из старослужащих знал почти всех однополчан и ни перед кем не раболепствовал, был сам себе на уме, но при этом всегда компанейский, он никогда не скучал, словом, – крепко нёс службу.

Эти качества имели решающее значение в появлении у Тони дружеских чувств, ведь уже тогда пошатнутый неурядицами герой ошибочно положил, что лишь общение с представителями костяка армии сможет вернуть ему уважение к себе, а не сама служба.