Пассажиры

Однако сегодня не тот день, чтобы горевать о прошлом или задаваться вопросами, получить ответы на которые ей не светит. Либби встрепенулась, возвращаясь к настоящему, и растопырила пальцы, подставив их под лучи солнца, льющиеся сквозь пассажирское окошко. Поймала лучик бриллиантовым обручальным кольцом, поворачивая его так и этак, не в силах дождаться, когда Мэттью наденет колечко ей на безымянный палец.

Ее внимание перехватил пейзаж за окном, увлекая через широко раскинувшийся пляж к ритмическому биению пульса моря. Под взором зимнего солнца оно преобразилось из обычного темно-синего в белое с серебряными вкраплениями. Проведя изрядную часть жизни в Мидленде, Либби никогда не сможет воспринимать свою близость к побережью как нечто само собой разумеющееся.

Прикрыв глаза, она вообразила, каково было бы, если бы брат Никки поджидал ее у бюро загса вместе с родителями, чтобы полюбоваться, как его младшая сестренка выходит замуж. Теперь при мысли о нем она уже не чувствовала боли и не проливала слез, а просто улыбнулась, испытывая благодарность за время, проведенное вместе и выбросив из головы годы порознь.

Ощутив, как Мэттью сплел свои пальцы с ее, Либби открыла глаза.

– Ты в порядке? – поинтересовался он. – Я на минутку забыл о тебе.

– Все хорошо, – ответила она и пожала ему руку в ответ, зная, что он о ней не забудет никогда.

Тут их внимание привлек звонок часов Мэттью.

– Ничего важного, просто поступили новости, – сказал он. – Обождут.

Однако вслед за ними быстро последовал звук прибытия эсэмэски, а за ним – много-много еще.

– В чем дело? – спросила Либби, когда Мэттью принялся читать информацию на экране.

Лицо его изменилось; он тряхнул головой:

– Ты просто не поверишь.

– Не поверю во что? – удивилась Либби, и он поднес часы к ней.

Пробегая сообщения взглядом, она в изумлении распахивала глаза все шире и шире и наконец воззрилась на Мэттью:

– Какого черта это спустили ему с рук?

Глава 69

Джек Ларссон застыл на верху лестницы в горделивой позе, скрестив руки на груди. В глазах его сверкала несгибаемая решимость, а приподнятые уголки рта остановились, самую малость не дойдя до самодовольной ухмылки.

Его обступали с полдюжины здоровенных телохранителей – трое мужчин и три женщины в одинаковых угольно-черных костюмах. На каждом были смарт-очки с гарнитурами. Глаза их непрерывно обегали лица в толпе перед ними, выявляя потенциальные угрозы для бывшего министра правительства страны, ставшего самой пресловутой притчей во языцех даже за ее пределами.

Позади них высились каменные арки, обрамляющие двери, через которые они покинули лондонский Олд-Бейли – 130-летний центральный уголовный суд Англии и Уэльса. Пять долгих месяцев Джек проводил в этом здании каждый будний день, внимательно слушая, как прокуратура пытается погубить его репутацию, а команда защитников громит ее поползновения. Порой от нечего делать он ловил себя на том, что со своей скамьи подсудимых разглядывает жюри присяжных, якобы равных ему, общей численностью двенадцать человек – семеро мужчин и пять женщин. Он их ни в грош не ставил. Они ему такая же ровня, как он – первый человек на Марсе. Он куда лучше их всех вместе взятых.

Слева и справа от него и за черной чугунной оградой, отделяющей лестницу от тротуара, теснились протестующие, сдерживаемые полицейским оцеплением. Еще больше демонстрантов толпились через дорогу, в загоне из переносных металлических заграждений. Они забрасывали его оскорблениями, но Джек не мог разобрать, что именно они скандируют. Он обратил внимание, что они не размахивают плакатами, которые приносили с собой по утрам большинство дней. Лозунги вроде «Член палачмента» и изображения его лица на теле Адольфа Гитлера мелькали сплошь и рядом, тихонько забавляя его креативностью. Но сегодня они оказались не готовы к вердикту «невиновен». Готов к нему был один-единственный человек – Джек.

Фотографы лихорадочно щелками затворами, а десятки журналистов тянули к нему свои диктофоны и микрофоны, выстреливая вопросами один за другим. Но Джек, не размыкая губ, разглядывал отребье, пытавшееся распять его судом СМИ. В глазах закона он невиновен, и с этого дня впредь им лучше помнить, что он не преминет прибегнуть к законным действиям.

Барристер Джека – Барнаби Скьюз – выступил вперед, прежде чем кивнуть ему. Джек ответил тем же, сигнализируя, что готов. Барнаби был облачен в классический костюм индивидуального пошива, а не в черную мантию и белый парик из конского волоса, в котором Джек привык видеть его в зале суда. Скьюз отвел со лба седую челку и поднял в обеих руках лист формата A4. Над печатным текстом красовался фамильный герб Джека – щит с драконом, мечом и сжатым кулаком. Одному Джеку было ведомо, что подобного герба и в помине не было, пока он сам его не состряпал.

Откашлявшись, Барнаби заговорил глубоким, зычным голосом.