Пассажир последнего рейса

Они шли попарно, но… всадников на них не было. За первой парой показалась вторая, третья… И лишь когда первая прошла ворота, Макар понял, что это не верховые лошади, а упряжка, и что весь десяток коней, на диво ладных и статных, легко несет одни крошечные санки, крытые ковром, и что в этих санках полулежит один-единственный человек!

Макар увидел барашковую шапку, темно-зеленый казакин, опоясанный красным шарфом, из-за которого торчал наган без кобуры. И пока седок, по обычаю, троекратно целовал в обе щеки хозяйку и пил вино из чарочки, поданной на одном подносе с хлебом-солью, Макар узнал наконец: на подворье прибыл не кто иной, как Сашка Овчинников.

Он поздоровался с Артамоном, поклонился хозяину и обнялся с дедом. Мужчины стали распрягать коней и пара за парой вводить их в конюшню. Дед Павел давал советы, чем прикрыть да как почистить, и даже с крыльца сошел, чтобы огладить последнюю пару и очистить им ноздри от льдышек-сосулек. Пока двери конюшни не закрылись, Александр не уходил со двора. Мимоходом спросил работника:

— Ну как, Артамоша, хороши?

На что Артамон со вздохом восхищения ответил:

— Чудо как хороши, Александр Васильевич, чистая невидаль в нынешнее время. И кому нынче ездить на таких, окромя тебя, ума не приложу!

— Как охолонут, водички им подогретой нальешь… Овес-то есть? А то у меня в санках возьми, полушубком моим мешок непочатый ячменя прикрыт.

— Что ты, Саша, как для твоих у нас овсу не найтись? Ступай в избу, заждались мы тебя!

Сашка помог деду Павлу взойти на крыльцо и, рука на дедовом плече, переступил порог горницы.

— Орел! Истинное слово говорю: последний в нашем роду орел ты, Сашаня, — бормотал восхищенный дед, пока Сашка раздевался. Свой наган он переложил в карман. Оглядел стол с видимым удовольствием и заметил Макара.

— А, дружок мой, спаситель! Из воды меня, грешного, вызволил, под огнем на лодке греб, полуживого навестить не забыл… Здорово, брат Макарушка! Подрос ты, братец! Надолго ли сюда, в лесной приют? Аль проездом?

За ужином Сашка ел плотно, но на бутылку не налегал. Макару показалось, будто он все время держится чуть-чуть настороже. Налил рюмочку настойки и Макару. От этой первой в жизни рюмочки Макару стало повеселее и даже немного щекотно во всем теле, захотелось участвовать в общем разговоре.

— Вы по дороге волков из нагана не стреляли?

Сашка живо к нему обернулся.

— Не поверишь, а разочка два стрельнуть пришлось. Для острастки. Вовсе обнаглели, прямо стаями ходят. И здесь есть поблизости… Так выходит дело, ты только нынче из Яшмы?.. Как это тебя на опасной дороге одного бросили? Ну и Андрейка-мужичок! Поговорю я с ним как-нибудь по душам… Ну а что новенького в Яшме?

И Макар начал рассказывать об аэропланах на расчищенном ледовом поле, о «красном рождестве» на реке. Рассказчику льстило, с каким интересом слушает его Сашка Овчинников. Но, когда мальчик похвастал, что давно знает самого главного летчика, с которым он, Макар, чуть было не совершил полет над селом, Сашка неожиданно утратил к рассказу всякий интерес… Он встал, зевая, потянулся с хрустом в костях и обратился к хозяину дома:

— Слышь, Степан, коли не прогонишь, хочу у тебя остановку сделать на день-другой, перед сдачей монастырю коням надо роздых дать, а сам я давненько по волкам собираюсь. Ружье у меня с собой в санях лежит. Приманку-то найдешь? И картечи, заряда на три-четыре?

— Картечи вдосталь, и обертка для приманки давно под телят кинута. И поросенок есть голосистый. Хоть сейчас можешь ехать.

— Слыхал я летом от старца Савватия, будто у его скита — знаменитые волчьи места. Самому бывать там не случалось мне.

— Эка невидаль — волчьи места! — презрительно бросила Марфа. — Этого гостя здесь, около нас, полно.

Дед Павел, не дослышав, подал голос с печи:

— Сюда, к нам, лишь на промысел волк зимой подается, а логовища его там, за козлихинским болотом. Дорогу-то по болоту знаешь?

— Коли не знаешь, в болото и угодишь! — Макара поразило злобно-насмешливое выражение Марфиного лица. — А заедешь не знамши — тут уж и целительница скитская не спасет!

Степан поднял на Марфу тяжелый взгляд. У Сашки чуть дрогнула бровь, но спросил он Марфу самым простодушным тоном:

— Какая такая целительница? Это ты про кого?

Марфа отвела взор.

— Будто и впрямь не знаешь!.. — И стала прибирать со стола, безжалостно стуча посудой. — Что мало пили, ели? Не угодила хозяйка?

— Чай, не последний раз за столом сидели, — сказал Сашка. — Нынче устал с дороги, от Пучежа только в Юрьевце немного размялся — и прямо сюда! А в донышки и завтра поколотим.

Подозвал к себе Макара:

— Идем-ка, братик малый, к деду на печь. Уж недели полторы как в домашнем тепле не укладывался.

Мальчик обрадовался. Значит, Сашка не остался в обиде на Макаркино застольное хвастовство? Видно, просто ему не понравилось, что кто-то другой при нем завладевал вниманием слушателей?

Хозяин с хозяйкой удалились в другую комнату. Артамон постелил себе на лавке. Макар влез на печь. Тут было просторно, вполне хватало места на троих.