Пассажир «Полярной лилии»

Чтобы пробраться за бокалом к столу, Вринсу пришлось пройти вплотную мимо капитана.

— Виноват, — пробормотал он, отводя глаза.

Шутрингер, не шевелясь, сидел на банкетке и смотрел в одну точку через очки, из-за которых глаза его казались огромными. Катя хохотала — кавалер шепнул ей, видимо, что-то смешное.

Возбуждена она была чрезвычайно. Но Петерсен, не перестававший наблюдать за нею, дал бы голову на отсечение, что это — искусственное возбуждение.

— Как! Никто не пьет? — возмутилась она, когда танец кончился.

Жестом, выдающим скрытое нетерпение, она выхватила у покрасневшего Вринса бутылку, которую тому никак не удавалось открыть, и сорвала с нее латунную проволоку.

— Поставьте другую пластинку… Что вы делаете?

В других обстоятельствах Петерсен не удержался бы от улыбки. С той минуты, как Вринс появился в салоне, Катя только и делала, что гоняла его взад и вперед. Он повиновался, но с явной неохотой.

— Да нет же! Не этот старый хлам. В розовой коробке есть прекрасный блюз.

И, подойдя ко второму помощнику, который не знал, куда себя деть, она кокетливо предложила:

— Потанцуем?

Когда и в какой момент проскочила искра? Во всяком случае, далеко не сразу. Стюард, вызванный звонком Кати, принес еще полдюжины шампанского.

— Почему никто не пьет? — огорчалась она. — У меня день рождения! Хочу, чтобы все веселились!

На это она не жалела усилий. Пригласила Арнольда Шутрингера, который танцевал так же прилежно и старательно, как делал утреннюю гимнастику, и ни разу не открыл рот.

Вдруг с ноги у нее слетела атласная туфелька.

— Подайте, дорогой, — бросила она, и Вринсу пришлось опуститься на колено.

Она смеялась, хотя втайне ей, вероятно, хотелось расплакаться. Пила больше, чем другие, потому что поминутно подходила к кому-нибудь с двумя бокалами в руках:

— Прозит!.. Ну, за компанию!

После каждого бокала лицо ее розовело все больше, глаза блестели все ярче.

— Можно мне, наконец, уйти и лечь? — тихо спросил через час второй помощник.

Капитан знаком велел ему остаться. Радиаторы начали греть чересчур сильно. В воздухе плыл густой папиросный дым. Когда девушка в очередной раз раскрыла портсигар, он оказался пуст. Эвйен протянул ей свой, но она отказалась:

— У вас слишком крепкие. Вринс принесет мне пачку из моей каюты. Хорошо, дорогой?

Это были очень дорогие папиросы с розовыми гильзами, но она швырнула их прямо на стол, заставленный бутылками и бокалами. Патефон не умолкал. Белл Эвйен несколько раз завязывал разговор с Шутрингером, однако услыхал настолько лаконичные ответы, что прекратил дальнейшие попытки.

Бритоголовый молодой немец делал одно — пил. Он опрокидывал бокал за бокалом, как за столом поглощал куски языка. Лицо его лоснилось, выражая блаженное довольство.

Петерсен тоже пил, потому что не пить было просто невозможно.

Катя протягивала ему один бокал за другим.

Сколько их он уже опрокинул? Капитан затруднился бы это сказать. Обычно он соблюдал трезвость. Летом, когда туристы устраивали вечеринки такого же рода, он ссылался на судовые правила, запрещающие команде и офицерам употреблять спиртные напитки.

Сегодня, однако, Петерсен делал это не без удовольствия. Может быть, хмель помогал ему острее ощущать то странное, невысказанное, смутное, что носилось в воздухе. В салоне гремел патефон, а черная громада «Полярной лилии», подгоняемая мощным винтом, прокладывала себе дорогу среди валов, и лоцмана наверху едва не валило с ног шквальным ветром.

Так случалось и раньше. Контраст забавлял туристов. Женщины приходили в восторг, слыша, как заключительные аккорды джаза сменяет хриплый крик чайки.

Теперь этого контраста как не бывало. Внешний мир словно перестал существовать. О нем никто не думал. Никто не прижимался лбом к иллюминаторам, любуясь снежной стеной фьордов.

Все происходило в самом салоне. Но что собственно происходит — сказать никто бы не мог.

Молодая красивая женщина заливалась хохотом, запрокинув голову, с каждой минутой хмелея все больше и пытаясь заставить других последовать ее примеру.

А Петерсен разгадывал взаимосвязь событий. Шесть черных точек на листе бумаги, соединенных нерешительными тире...

Связь с мертвым Штернбергом, связь с Мари Барон, чей нагой труп обнаружен в мастерской на улице Деламбр, связь с убийцей…

Ни разу ему не удалось встретить взгляд Вринса, которому было явно не по себе в навязанной ему роли.

— Чего вы ждете? Почему не открываете следующую бутылку?

Вот уж кому тоже хочется заплакать! Катя не могла этого не заметить, хотя выпила порядочно. Она неожиданно поцеловала его в щеку и тихо бросила:

— Ты такой смешной и милый! Потанцуем. Я так хочу.

Петерсен пересчитал пустые бутылки. Их было восемь. А пили они вшестером!

Пьян никто не был. Но Эвйен уже следил за порхавшей Катей чересчур красноречивым взглядом. Шутрингер, напротив, клевал носом. Выпьет еще два-три бокала и обязательно захрапит.

Нервы не сдали только у Кати, и все держалось благодаря ей. Она это чувствовала. Поминутно отпускала новую шутку. Или заливалась смехом. Или дурачилась.