Пассажир из Франкфурта

— Да, потому что именно поэтому он назвал проект «Бенво».

— Интересно, а как его коллеги отнеслись к тому, что он дал задний ход?

— Не думаю, чтобы об этом знали многие. Эта Лиза, австрийская девушка, она с ним работала вместе, а еще был какой-то молодой человек по фамилии Лиденталь, или что-то вроде этого, но он умер от туберкулеза. И потом, о тех, кто с ним работал; он говорил как о простых помощниках, которые не знают, что именно он делает и каков будет результат. Я понимаю, к чему ты клонишь, — вдруг сказала Матильда. — Вряд ли он когда-либо кому-либо об этом говорил. Я думаю, что он уничтожил свои формулы, или записи, или что там у него было, и выбросил эту идею из головы. А потом с ним случился этот удар, и теперь он, бедный, плохо говорит. У него одна сторона парализована. Он и слышит плоховато. Он теперь только слушает музыку, и в этом вся его жизнь.

— Ты думаешь, дело всей жизни завершилось?

— Он даже не встречается с друзьями. Думаю, ему тяжело с ними видеться: он всегда находит какую-нибудь отговорку.

— Но ведь он жив, — возразил адмирал Блант. — Он все еще жив. У тебя есть его адрес?

— Есть где-то в записной книжке. Он живет все там же, на севере Шотландии. Но пойми же, когда-то он был таким удивительным человеком, а теперь он совсем не тот. Он просто… практически мертв, мертв во всех отношениях.

— Всегда остается надежда, — сказал адмирал Блант и добавил:

— И вера.

— И благожелательность, — сказала леди Матильда.

Глава 21 Проект «Бенво»

Профессор Джон Готлиб сидел в кресле и пристально смотрел на красивую молодую женщину, сидевшую напротив. Он поднял руку и по привычке как-то по-обезьяньи почесал ухо. Сам он тоже слегка походил на обезьяну. Выдающийся вперед подбородок, непропорционально высокий лоб мыслителя, маленькая, тщедушная фигурка.

— Не каждый день ко мне приходит молодая леди с письмом от президента Соединенных Штатов. И все же, — приветливо сказал профессор Готлиб, — президенты не всегда наверняка знают, что делают. Что это все значит? Насколько я понял, у вас самые высокие рекомендации.

— Я пришла спросить вас о том, что вы знаете или что можете мне сказать о некоем проекте «Бенво».

— Вы действительно графиня Рената Зерковски?

— Формально — да, но чаще меня называют Мэри-Энн.

— Да, так и написано в отдельном письме. Значит, вы хотите знать о проекте «Бенво». Ну что ж, было такое дело. Теперь этот проект умер и похоронен, так же, по-моему, как и его автор.

— Вы имеете в виду профессора Шорхэма?

— Именно. Роберта Шорхэма, одного из величайших гениев нашего времени, наряду с Эйнштейном, Нильсом Бором и несколькими другими. Но Роберт Шорхэм ушел раньше времени. Большая потеря для науки.

— Он не умер.

— Правда? Вы уверены? Я уже давно ничего о нем не слышал.

— Он инвалид, живет на севере Шотландии. Парализован, плохо говорит и плохо ходит, почти все время сидит и слушает музыку.

— Да, могу себе представить. Ну что же, я рад. Если ему это доступно, значит, он не слишком несчастен.

В противном случае жизнь была бы ужасной для умнейшего человека, который перестал им быть. Который, как сказать, всего лишь мертвое тело в инвалидной коляске.

— Так был все-таки проект «Бенво»?

— Да, Шорхэм был очень им увлечен.

— Он с вами разговаривал на эту тему?

— В самом начале он говорил о нем с некоторыми из нас. Я полагаю, девушка, вы ведь не из ученых?

— Нет, я…

— Видимо, вы просто посредник. Надеюсь, вы на нашей стороне. В эти дни мы все еще надеемся на чудо, но я не думаю, что вы сможете что-нибудь извлечь из проекта «Бенво».

— Почему нет? Вы сказали, что он над ним работал.

Это ведь было бы великое открытие, правда? Или изобретение, или как вы называете такие вещи?

— Да, это было бы одно из величайших открытий нашего века. Я не знаю точно, в чем там загвоздка. Такое случалось и раньше: сначала все идет нормально, но на последних этапах почему-то не срабатывает, и проект разваливается. Ожидаемых результатов нет, и в отчаянии все бросаешь. Или поступаешь как Шорхэм.

— А как он поступил?

— Он уничтожил свою работу, всю, до последнего листочка. Он сам об этом мне говорил. Сжег все формулы, все бумаги, все расчеты. А через три недели его хватил удар. Мне очень жаль. Как видите, я не могу вам помочь. Я никогда не знал деталей этого проекта, только основную идею, да и ее сейчас уже не помню, за исключением одного: темой проекта была благожелательность.

Глава 22 Хуанита

Лорд Олтемаунт диктовал.

Его голос, когда-то звонкий и властный, теперь стал тихим, но в нем чувствовался отзвук былой силы, завораживающий так, как не смог бы никакой громкий и зычный голос.

Джеймс Клик записывал, иногда останавливаясь, когда лорд Олтемаунт задумывался, подыскивая слова.