Пассажир без багажа

– Да. Мы так и оторопели, когда увидели эту линзу, потому что Татьяна Робертовна только что перед уходом говорила, что у той подозрительной женщины были разные глаза. А линза-то цветная…

– Из ваших сотрудников никто не носит линзы?

– Нет, никто. Они бы сказали… Они бы сразу поняли, что это такое, – поправилась Ирина. – А ведь первой догадалась сама Лена.

– Ну а почему вы сразу решили, что линзу потеряла убийца вашей заведующей? Почему не кто-то из клиентов? Ведь туда заходят люди, их там фотографируют. Линзу нашли в помещении для фотосъемки – так я понял?

Ирина подтвердила это, но напомнила следователю, что помещение довольно часто убирается. Если бы линзу потерял кто-то из клиентов, и не в день убийства заведующей, а раньше, ее бы уже нашли.

– Просто в тот день, когда погибла Елизавета Юрьевна, Лена убралась довольно небрежно. И я ее понимаю, у нее просто руки опускались… Она и проглядела линзу. А вчера заметила. Нет, ее потеряли в тот самый день, я уверена!

Следователь попросил ее рассказать, как отреагировали сотрудники на эту находку. Ирина пожала плечами. Сообщила, что кто-то просто посоветовал выбросить линзу. А Борис заинтересовался находкой… Она запнулась, произнеся это имя, и тут же воскликнула:

– Почему вы меня не спрашиваете о Борисе? Вы его подозреваете?

– А вы нет? – ответил тот вопросом на вопрос.

– Я не верю, что он мог это сделать. Он не такой. Да и зачем ему это?

– Ну, например, он мог рассердиться на девушку, – предположил следователь. – Она могла ему отказать, к примеру. Иначе, зачем он остался? На что рассчитывал?

Ирина ощутила, что щеки заливает краска. Губы будто иголкой укололи – она вздрогнула, поджала их, и, стараясь говорить как можно спокойнее, заявила, что это просто абсурд.

– Борис остался с ней только потому, что она сама попросила об этом.

– А зачем ей это было нужно? Он ей нравился?

– Не знаю! – ее щеки продолжали полыхать. – Понятия не имею! Но зато я сама слышала, как она упрашивала нас не уходить, потому что ей было страшно. Страшно остаться одной там, где недавно убили человека… Нам всем было пора по домам, а Борису, наверное, некуда было спешить. И он остался.

– Он сказал, что ушел вскоре после вас. Оставил девушку одну, – перебил ее следователь. – Так что не очень-то долго он ее охранял. Зачем же тогда было оставаться?

– Борис сказал, что ей стало стыдно, что она так боится, – приняла вызов Ирина. Она дрожала, но ощущала себя немного уверенней. Может быть, потому что обвинения против коллеги звучали нелепо и были явно притянуты за уши. – Тогда он и ушел.

Ей задали еще несколько вопросов – в основном, они касались подробностей вчерашней вечеринки. Потом разрешили идти.

Во дворе ее ждал один Борис. Ирина увидела его сразу – тот сидел чуть поодаль, на лавочке под детским «грибком», протянув длинные ноги в песочницу. Ветер надувал на спине его легкую куртку и от этого казалось, что он горбится. Девушка почувствовала к нему острую жалость – и сама удивилась. Раньше ей казалось, что ее с Борисом не могут связывать никакие более-менее серьезные чувства. Они флиртовали почти поневоле – потому что весь день проводили рядом, почти соприкасаясь локтями. И потому, что она была не замужем, а он – не женат. И к тому же, кроме Бориса, других мужчин в их лаборатории не было. Если, конечно, не считать фотографа, того, который умер… Но Ирина с ним практически не общалась – тот отличался не меньшей замкнутостью, чем заведующая. Ей даже казалось, что Кузмин презирает ее – мелкую сошку, лаборантку, способную делать только скучную, механическую работу.

Она подошла к песочнице и уселась рядом с Борисом. Ноги тоже пришлось вытянуть – скамеечка оказалась слишком низкой. Тот едва на нее взглянул:

– Отпустили?

– Как видишь. А где все остальные?

– Робертовна сразу ушла. А Надя с Наташей ждали тебя, ждали, а потом решили идти по домам.

И после небольшой паузы обреченно добавил:

– Мне кажется, они просто не захотели сидеть рядом со мной.

– Ну что ты? – неискренне возмутилась Ирина. – Почему ты так думаешь? Я только что говорила со следователем, и он считает, что ты подозрителен не больше, чем я, например.

– Да перестань! – отмахнулся Борис, сминая пустую пачку из-под сигарет и швыряя ее в песок. – Я сам все про себя знаю! Он мне, конечно, прямо ничего не сказал… Но велел никуда из Москвы не уезжать.

– А мне нет, – невпопад заметила Ирина. И смутилась – ведь только что она утверждала, что у нее с Борисом равные шансы быть заподозренными. Она коснулась его плеча: – Не расстраивайся! Все выяснится. Ведь не ты это сделал?

Его искаженное лицо напугало ее, и девушка убрала руку. Борис прошипел:

– Ты спрашиваешь? Значит, сама не знаешь, да? Может быть, это был я!

– Да ты что!

– А что бы ты хотела услышать?! Да, не убивал я ее, ты довольна? Я могу сто раз это повторить, а доказать – никак! Я был последним, последним, черт возьми! Я ушел, оставил ее одну, идиот! Нужно было остаться до тех пор, пока она тоже не уйдет!

– Но ты же не знал, чем все кончится!