Пасмурный лист (сборник)

И она указала на двух рабынь, которые вышли на шум, также на топот копыт коня своего нового повелителя. Спускался уже вечер, и мать взяла масляную лампу, чтобы получше осветить их лица. Одна рабыня была яркого, не золотистого, а светло-алого цвета зари, так она рдела перед новым господином. Он узнал сразу родину этой женщины.

– Да, она с архипелага, – подтвердила мать.

И чтобы доставить удовольствие заботливой матери, он благосклонно поглядел на другую женщину. От волнения она была желто-оранжева, как лимон.

– Я таких не видывал, – сказал он с удивлением.

Мать объяснила:

– Она из Афганистана, есть такая гористая и варварская страна. Ну что же, ты одобряешь мою покупку?

– Она хороша, – ответил он.

И он услышал неистовый срывающийся голос из мастерской:

– Ты говоришь – хороша, Махмуд?

– Горлица!..

– Горлица смерти, Махмуд!

Удивительные люди эти женщины! Что он мог сказать матери? Не мог же он сказать любимой и уважаемой матери, что ее покупка и не нужна и плоха! Во-первых, покупка хороша, а во-вторых, рабыни будут помогать матери. Мать должна отдохнуть, он часто отвлекал Даждью от хозяйственных дел, читая ей стихи, и старухе приходилось чистить дом и ухаживать за козами. А теперь появился еще конь, да и мало ли что еще появится… А ребенок? Как можно забыть о ребенке?!.

Он вбежал в мастерскую и хотел обнять подругу. Она отклонилась от него резким и быстрым движением:

– Она купила двух женщин! Женщин?!

Возбужденный славой, он не вдумался в ее слова о женщинах и сказал:

– Тщеславие старухи простительно.

– Для тебя?!.

Он шлепнул ладонью по ее плавному плечу и, смеясь, сказал:

– Для меня вечно блаженство с одной. – И он прочел ей стихи, которые сочинил дорогой:

Мой нежный друг!
Неужели ты забыла недавнюю любовь?
Неужели ты можешь спокойно и беззаботно спать?
Не я ли восклицаю тебе: проснись!
Проснись, моя прелестная роза, мой благоуханный цвет.
Проснись. Заря встает! Я пришел к Тебе!

– Убей их! – сказала она, приблизив к нему то самое наполненное страстью лицо и отуманенные глаза, которых ждал он. – Убей!

– Убить? Зачем?

– Зарежь их! – воскликнула она. – Они тебе куплены на любовь. Но ты их любить не должен.

И со снисходительностью мужчины, который не совсем понимает женщину, и почти наслаждаясь ее ревностью, он проговорил:

– За рабынь заплачены деньги. Надо их, раз ты желаешь того, продать.

Она сказала:

– Но они тебе куплены на любовь, а если куплены на любовь, честь не позволяет уже теперь продавать их! Так в моей стране не происходит. Их нужно уничтожить!.

– Законы Багдада – иные.

И он оглянулся на Багдад, освещенный последними ярко-красными, самого густого цвета розы, лучами солнца. Мать Бэкдыль держала коня, который тяжело дышал, словно понимая смятенное состояние духа своего хозяина. Рабыня из Афганистана взяла у матери повод уздечки.

Он подошел вплотную к Даждье. Губы ее прыгали, обнажая два ряда мокрых и белых зубов. Он поцеловал ее, но поцелуй не был целительным. Она, оторвав от него губы и откинув стан, положила ему руки на плечи и сказала:

– Разве Закон твоей страны не принадлежит мне? А мой – тебе? Ты меня любишь? И ты умертвишь их?

– Я не понимаю, зачем мне умерщвлять их?

– Я – княжна. И неужели ты будешь спорить из-за каких-то рабынь ради любви княжны? Я – княжна страны Русь! А одна из этих – византийка, а другая – просто падаль.

– Это будет избиением беззащитных!

– Жертву моей стране, по ее Закону, ты считаешь избиением?

– У вас искаженное понятие о Законе! И мне понятно, что ваша княгиня Ольга переменила Закон. Уж лучше византийский, чем такое искажение…

– У меня искаженное понятие о Законе? – проговорила она с ужасом. – Моя любовь – искаженное понятие?

Руки ее скользнули, чуть коснувшись его лица, и она, быстро пройдя дворик, скрылась в доме. Послышалось качание колыбельки, заплакал было ребенок, а затем утих. Должно быть, она кормила его.

Он стоял, прислонившись к притолоке, ошеломленно раскрыв широкий рот. И вдруг он почувствовал во рту едкий и соленый вкус. Он провел ладонью по лицу. Это были слезы. Что произошло? Он, такой сговорчивый с ней, и она, такая сговорчивая с ним? Не оттого ли, что она кормит ребенка?.. Но он?..

– Мать, – сказал он тихо. – Что с нею? Что за странная пылкость. Она требует – зарежь двух невольниц!

– Я слышала, – ответила мать, – могут быть и глупые законы, но это самый глупый. Не надо ее поощрять.

– Она поссорилась с этими двумя?

– Бросив на них только один взгляд? – И мать добавила – Мало ли что скажет влюбленная! Такие проворные и сытые рабыни, – и вдруг зарезать? Я их так долго выбирала, – и зарезать? Закон?! Много стоит страна с такими глупыми законами! Она сама выдумала этот злобный Закон! Нет, сын, нельзя поощрять ее к таким разорительным поступкам.

Он вошел в дом.

Хотел было подойти к дверям, за которыми подруга качала, по-видимому, ребенка, но не смог.