Паскуале Бруно

В эту минуту Паскуале Бруно увидел, как блеснули ружья другого отряда, что спускался с горы к той оливе, под которой лежало тело Плачидо: было ясно, что солдаты направлялись к условленному месту встречи. Люди, шедшие впереди, наткнулись на труп, и весь отряд окружил покойника, которого невозможно было узнать — так обезобразили его стальные челюсти Лионны. Но, поскольку у этой оливы их обещал ждать Плачидо, поскольку труп лежал там и ни единой живой души не было видно поблизости, вывод напрашивался сам собой: умерший не кто иной, как он. Солдаты поняли, что предательство обнаружено, а следовательно, Бруно начеку. Они остановились, чтобы обсудить, как быть дальше. Паскуале, стоявший в амбразуре окна, следил за каждым их движением. В эту минуту из-за тучи вышла луна и свет упал на Паскуале; кто-то из солдат заметил его и указал своим товарищам; по рядам прокатился крик: «Бандит, бандит!» — и тут же грянул ружейный залп. Несколько пуль попало в Стену, другие, прожужжав над головой того, кому они предназначались, засели в потолочных балках. В ответ Паскуале выстрелил по очереди из четырех ружей, заряженных Али, — четыре человека упали.

Отряд (он был набран не из солдат регулярных войск, а из своего рода национальных гвардейцев, поставленных на охрану дорог) дрогнул, видя, с какой быстротой смерть спешит к нему навстречу. Понадеявшись на предательство Плачидо, солдаты ожидали легкой победы, а вместо этого оказались перед необходимостью начать настоящую осаду. В самом деле, стены маленькой крепости были высоки, ворота прочны, у солдат же не было ничего, чтобы взять ее приступом, — ни приставных лестниц, ни топоров; конечно, можно было убить Паскуале в ту минуту, когда он целился из окна, но для людей, убежденных в неуязвимости противника, успех такого выстрела был более чем сомнителен. Итак, они решили, что следует немедля отойти в безопасное место и обсудить положение; но отряд отступил недостаточно быстро, и Паскуале Бруно успел послать ему вдогонку еще две смертоносные пули.

Видя, что нападение с этой стороны на время отложено, Паскуале перешел к противоположному окну, обращенному к деревне; ружейные выстрелы привлекли внимание первого отряда, и, как только Паскуале появился в амбразуре окна, он был встречен градом пуль; однако та же граничащая с чудом удача уберегла его: право, можно было подумать, что он заколдован; зато ни один его выстрел не пропал даром, о чем Паскуале мог судить по донесшимся до него проклятиям.

С этим отрядом произошло то же, что и с предыдущим: он пришел в смятение; однако, вместо того чтобы обратиться в бегство, солдаты выстроились у стены крепости; из-за этого маневра Бруно мог стрелять по врагам лишь высунувшись наполовину из окна, поэтому он счел бесполезным подвергать себя столь большой опасности, и эта обоюдная осторожность привела к тому, что огонь на время прекратился.

— Ну как, вы отделались от них? — спросил мальтиец. — Можем торжествовать победу?

— Нет еще, — ответил Бруно. — Это всего лишь передышка. Солдаты, наверно, отправились в деревню за лестницами и топорами, и мы скоро услышим о них. Но будьте покойны, — продолжал он, — мы не останемся в долгу; они тоже о нас услышат… Али, принеси-ка бочонок с порохом. За ваше здоровье, командор!

— Что вы собираетесь делать с бочонком? — спросил мальтиец с явным беспокойством.

— Так, пустяки… увидите.

Али вернулся с бочонком в руках.

— Хорошо, — сказал Бруно, — а теперь возьми бурав и просверли в бочонке отверстие.

Али повиновался с покорностью, лучше всяких слов говорившей о его преданности. Паскуале разорвал полотенце, надергал из него ниток, соединил их, густо посыпал порохом, заложил этот самодельный фитиль в бочонок и замазал отверстие влажным порохом, укрепив таким образом фитиль; едва он закончил эти приготовления, как снизу донеслись удары топора: солдаты ломились в ворота крепости.

— Что, разве я плохой пророк? — спросил Бруно.

Он подкатил бочонок к порогу комнаты, откуда начиналась лестница, спускавшаяся во двор, затем вернулся и взял из очага горящую еловую ветвь.

— А, — протянул мальтиец, — начинаю понимать.

— Отец, — сказал Али, — они возвращаются со стороны горы, у них лестница.

Бруно подбежал к окну, из которого стрелял в первый раз, и увидел, что враги в самом деле несут лестницу, необходимую им для осады, и что, стыдясь своего поспешного отступления, идут на приступ не без лихости.

— Ружья заряжены? — спросил Бруно.

— Да, отец, — ответил Али, подавая ему карабин.

Не оборачиваясь, Паскуале взял ружье, протянутое ему юношей, и стал целиться еще более сосредоточенно, чем до сих пор; раздался выстрел, и один из двух солдат, несших лестницу, упал.

Убитого солдата тут же сменил другой; Бруно взял второе ружье — и этот солдат рухнул рядом с товарищем.

Двое других заменили убитых и были убиты в свою очередь; казалось, лестница обладала роковой особенностью ковчега Завета: стоило человеку прикоснуться к ней, как он падал мертвым. Осаждающие бросили лестницу и вторично отступили, ответив Бруно залпом, столь же бесполезным, как и предыдущие.