Пасхет

— Я могу создавать материю из пустоты. Вот это должно вызывать вопросы. А не то, куда девается еда из моего пищеварительного тракта, — улыбнулась я. — Если тебе будет спокойнее, вот тебе более забавная версия: это вполне функционирующая физическая кукла. Она умеет какать, как и все люди. Просто меня коробит за завтраком говорить слово «какать». Поэтому слова «какать» я пыталась избежать. Но не вышло.

Аск ухмыльнулся и махнул рукой.

*

Нашу идиллию прервал стук в дверь.

— Это отец, — скривилась я.

— Знаю, — вздохнул Аск. — Но открыть придется.

— Если они попросят прощения наедине, разговаривать с ними не буду. И не говори, что веду себя, как маленькая. За все действия нужно отвечать.

Я отложила приборы и нехотя вернула частичную чувствительность болевых рецепторов. Стоило делать это не так резко. Аппетит тут же пропал, как и всякое настроение. Даже сидеть ровно теперь не получалось.

Брат дернулся и скривился, реагируя на смену моего состояния. Но дверь все же открыл.

За папиной спиной пряталась мама. Она выглядела, мягко говоря, неважно, несмотря на макияж.

Удивительно, что родители вообще в такую рань встали.

— Мы поговорим с Сандрой наедине? — поинтересовался отец.

Аск молча пропустил их, но из номера не вышел.

— Наедине, — повторил мужчина с давлением и выжидающе уставился на сына.

— Говорите при мне, — спокойно возразил тот и присел рядом со мной.

Я невольно переводила взгляд с брата на родителей. Отец раздраженно скрестил руки на груди.

— Вы ночевали в одном номере?

— Особого выбора не было. Администратор не нашла свободных мест с раздельными кроватями. А одну я ее оставлять не захотел. Аля сейчас даже в туалет сходить не может без помощи. Да и спать с этими невоспитанными мелкими в одном номере опасно.

— Все-все. Мы поняли, — остановил его отец.

— Ты уже рассказал ей? — подала голос мама.

Все уставились на Аска.

— Конечно, — кивнул тот. — Еще вчера.

Папа сцепил зубы и тихо ругнулся, а матушка медленно опустилась в кресло.

— По закону я обязан был сообщить сразу же, но из-за некоторых обсто…

— Нахрен! Так и скажи: дождаться не мог!

Аск лишь спокойно поднял брови на эту реплику, а я продолжала делать вид, что меня здесь нет. Хотя очень хотелось прокомментировать. До кучи болело все тело, а от их ругани настроение уж точно не улучшалось.

— Вы не могли бы выйти? — включил вежливость парень.

— Нет, постой, — уже мягче попросил отец. По нему видно было, что тот пересиливает себя. — Дай нам пару минут, чтобы поговорить с Сандрой.

— Вы это у нее спрашивайте, а не у меня, — кивнул брат.

Отец выжидающе глянул на меня. Я же продолжала пялиться на собственные ладони на коленях.

Согласно этикету я не должна была вмешиваться в разговор взрослых, пока ко мне не обратятся. Ко мне не обращались, а зрительных сигналов я понимать не обязана. Тем более, бинты в желтых разводах от мази были куда интереснее и приятнее их беседы.

С такими повреждениями, на коже наверняка должны будут остаться сплошные рубцы. Особенно на месте выдранных ногтей. Придется заменять старую биометрию в документах. Или не придется, и так прокатит?

— Сандра? — отвлек меня отец от раздумий.

Я подняла на него глаза. Тишина продлилась еще пару минут. Пока не психанул уже Аск:

— Так. Если вы…

— Мы хотели извиниться, если сделали тебе больно или были не правы, — перебила его мама.

— То есть унижать можно на людях и много раз, а просить прощения — только наедине? — не удержалась я от сарказма.

Они словно делали одолжение. Зачем тогда вообще извиняться?

— Что ты, как маленькая? — вздохнула мама.

Ясно. Если не умеют быть родителями, так пусть и не утруждают себя. Как же меня достало это мотание нервов! Лучше бы в Хаване сидела, или еще лучше — на Астее.

Я молча доковыляла до ванной и заперлась изнутри.

Что еще оставалось делать? Простить и продолжить терпеть в лучших традициях мазохизма? Или разрыдаться? Тогда бы они традиционно сказали, что я строю из себя бедную-несчастную. Я же обязана всех прощать. И вообще иметь чувства и собственное мнение мне не положено.

Сколько себя помню, они всегда говорили: «успокойся», «оно не стоит твоих эмоций», «хватит строить из себя обиженку» и так далее. То есть обесценивали чувства и считали, что правы. Непроходимое лицемерие и глупость.

***

— Что это было? — поднял брови Улим и уставился на сына.

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Попробуйте поставить себя на ее место и сделать выводы.

— Но мы же извинились, — расстроилась Леля.

— Вы всего-то разок попросили прощения за все, что Аля терпела от вас годами. Считаете, что теперь все в полном порядке? — вздохнул парень и подпер стену рядом с выходом из ванной комнаты.

— Она хочет, чтобы мы поклоны били? — раздраженно бросил мужчина.

— А вы от нее чего хотите? — парировал тот.

Улим сделал несколько кругов по комнате, пытаясь привести нервы в порядок. Его приемный сын терпеливо наблюдал за ним.

— Долго она там будет сидеть?