Пасхет

В ответ он молча посторонился и приглашающе махнул в кабинет, чтобы не обсуждать этот вопрос в коридоре.

— То есть, тебя не смущает, что тебя заперли в комнате и отобрали средства связи?

— Да ужас какой, — притворно вздохнула я. — Не бьют же. Это не конец света. Есть родители куда хуже. Мои, по сравнению с ними, воплощения добродетели и заботы. Тем более, это они меня сюда привезли. Можно домой?

— Нет. Боюсь, нельзя, — вздохнул доктор.

— Мое мнение опять не спрашивают?

— Сейчас пойдем к тебе в палату. Проведем подробную беседу, заодно узнаем твое мнение.

— Был бы толк от бесед. Сколько уже с Калашниковой трепались, — пробурчала я себе под нос. Вся эта ситуация дико раздражала. Я лишь устало уточнила: — Вещи-то хоть какие-то можно забрать? Или опять бегать с голой попой в одной рубашке?

Официально при мне была лишь домашняя одежда. Даже обувь из дома не взяли. А родители испарились. Красавцы.

Насильно куда-то забрать и свалить в пустоту — их поведение. Кажется, с такими родителями не помешало бы предоставить мне чуточку самостоятельности. Но всем, очевидно, все равно.

— Допустим, не бегать, а ехать, — уточнил доктор спокойным тоном. — Тем более, тут ты в туалет можешь ходить по желанию, а не по стуку.

Ага. Зато ни помыться нормально, ни поесть. В буфете еда обычно по комму заказывалась или по документам, что зачастую одно и то же. А душевой в палате не оказалось. Лишь тумба с умывальником и выдвижным санузлом.

— Лучше дома взаперти, — сказала я честно.

Доктор устало вздохнул и склонился ближе.

— Я понимаю, они — твои родители. Мы поговорили. И они сами шокированы ситуацией. Тем более, что твоя мама хотела помириться перед тем, как увидела тебя. А папу мне пришлось отпаивать седативными, чтобы привести в порядок.

*

Мужчина прикатил меня в палату, что находилась в большом отделении общей терапии. Там наша беседа продолжилась.

Видимо, время позволяло или не было пациентов на очереди.

— Ты употребляла наркотические препараты или алкоголь? — доктор присел рядом и устало вздохнул. — Только честно. Судя по записям моих коллег, важные факты из тебя приходится вытаскивать. Если бы ты случайно не проговорилась при мне — и-то наверняка из-за анемии плохо соображаешь — то я бы ни за что не узнал, что произошло на самом деле.

Хотелось услышать мамину версию для целостности картины. Но он был прав: голова тормозила, а я страшно тупила.

— А если родители говорили правду?

— Перед нами остается факт, — он указал на мою рану. — Ты можешь сейчас соврать, что поранилась случайно. На три сантиметра в глубину и ширину. Что не очень-то похоже на разделочный нож. Даже мне кажется, что такая ложь выглядит притянутой за уши. Хотя я не хирург, не травматолог и не судмедэксперт. Судить строго не могу. Не из любопытства же ты себя резала? Как по мне, ты вполне адекватна. А вот срыв — уже другое дело. Он вполне вероятен и многое объясняет.

Тон доктора не особо менялся, оставаясь вкрадчивым и слегка учтивым. До меня не сразу дошло, что он так шутил, пытаясь разрядить обстановку и войти в доверие.

— Я дождусь ответа?

— Немного выпила пару дней назад, — призналась я. — Но папа и сводный брат были рядом. Они меня контролировали. Вы не подумайте, мы редко употребляем алкоголь.

— То есть твой папа отнесся нормально к совместному распитию алкоголя? А мама?

Я поерзала в кресле. Пеленка неприятно прилипала к коже.

— Папа не одобрил, но поддался на уговоры. Тоже хотел немного расслабиться. У него в последнее время завал на работе. Мы совсем немного выпили. За что Мама посадила меня под домашний арест до Исхода. Посчитала, что это плохое влияние брата. На самом деле Аск был против. Он почти не пьет. Даже уговаривать пришлось. Не пошла же я в одиночку напиваться в бар или клуб, как мои сверстники? Хотя могла. Там и наркотики наверняка есть. Все это мне прекрасно известно, как и последствия таких походов. Поэтому выбрала вариант, когда семья меньше всего переживает. Почему мама считает, что у нее ужасная дочь? У меня уже нервы не выдерживают. Думаете, стала бы я напиваться забавы ради?..

Меня снова понесло. Слушатель оказался вдумчивый, и, наверное, мужчинам я доверяла больше.

Кажется, все эти жалобы становились дурной привычкой. Меньше бы трепалась — меньше было бы проблем.

*

Позже пришла медсестра и помогла мне привести себя в порядок.

Нога все еще болела, хотя при желании, я могла кое-как ходить.

Ни комм, ни вещей мне так и не привезли.

Зато ближе к вечеру достался поднос с сытной больничной едой.

Оставлять пищевые продукты в духовном хранилище я все еще опасалась. Поэтому вполне могла остаться без пищи.

*

Утром со мной беседовала уже наш семейный психотерапевт Лизавета Калашникова. А с родителями приехал Аск.

— Почему ты ничего не сказала? — тут же обнял он меня.

— Чтобы вы опять не поссорились.

— Мимо.

Ясно. Они все же поругались. Еще и перед праздником. Опять в этом моя вина.

Брата от меня отодрали и выгнали в коридор, чтобы доктор могла побеседовать с нами троими.