Говард Даннингер до краев заполнил ее жизнь. Он был привлекателен, как Джек Фландерс, но без его пугающей зависимости; он от нее ничего не требовал, как Майкл Хоган; а что касается его подвигов в постели, то тут в поисках сравнений Эмили пришлось вернуться аж к Ларсу Эриксону.
Первые недели они встречались у него, но так как здесь все напоминало ему о жене, в конце концов предпочтение было отдано ее квартире. Отсюда она быстрее добиралась до работы, но было и еще одно, более тонкое преимущество: когда она приходила к нему в качестве гостьи, возникало ощущение неустойчивости, временности их связи; когда же он приходил к ней, тут уже можно было говорить о серьезности отношений. Или нельзя? Чем больше она размышляла на эту тему, тем отчетливее понимала, что данный аргумент легко вывернуть наизнанку: будучи гостем, он всегда мог встать и уйти.
Как бы то ни было, ее квартира стала их домом. Поначалу он не решался перевезти сюда свои вещи, но вскоре один из ящиков комода заполнили его рубашки из химчистки, а в стенном шкафу появились три темных костюма и яркая гроздь галстуков. Она любила проводить по ним рукой, ощущая ладонью их шелковистую тяжесть.
У Говарда был «бьюик» с откидным верхом, стоявший в гараже довольно далеко от центра, и в хорошую погоду они отправлялись за город. Однажды в пятницу, взяв курс на Вермонт, они добрались до самого Квебека и там заночевали в замке Фронтенак, как если бы это был обыкновенный мотель, а в воскресенье пустились в долгий обратный путь и пили шампанское из пластиковых стаканчиков.
Иногда они выбирались в театр и в маленькие кабачки, о которых она раньше только читала, но в основном они проводили вечера дома, в тишине и неге, как старая супружеская чета. Она частенько говорила ему — в душе понимая: лучше помалкивать о таких вещах, — что ни с кем ей не было так хорошо.
Да вот беда, он все еще любил свою жену.
— Вот! — как-то раз воскликнул он, глядя на нее украдкой. — Ты нагнулась за стаканом, придерживая волосы другой рукой, точь-в-точь как Линда.
— Не понимаю, как я могу напоминать тебе о ней, — возразила Эмили. — Она совсем молоденькая, а мне уже почти сорок.
— Я и не говорю, что вы похожи, хотя у нее тоже маленькая грудь и ноги в общем такие же, но иногда какой-то твой жест… Это просто невероятно!
В другой раз он пришел с работы не в духе, за ужином то и дело подливал себе вина, потом уселся на диване со стаканом разбавленного виски и долго молчал, а когда заговорил, стало понятно, что теперь его не остановишь.
— Ты должна кое-что понять про Линду. Дело не просто в том, что она стала моей женой; в ней было все, чего я искал в женщине. Она… как тебе это объяснить?
— Ты ничего не должен мне объяснять.
— Должен. Если я сам во всем этом не разберусь, то никогда не смогу выкинуть ее из головы. Послушай. Я тебе расскажу, как я с ней познакомился. Постарайся меня понять, Эмили. Мне тогда было сорок два года, но я себе казался гораздо старше. За моими плечами были брак, развод и еще множество коротких романов. Мне казалось, что я уже исчерпал все свои возможности. И вот я приехал в Ист-Хэмптон на пару недель, и кто-то пригласил меня на вечеринку. Бассейн с подсветкой, китайские фонарики на деревьях, из окон дома доносятся записи Синатры — все в таком духе. Народ собрался разношерстный: актеры, снимавшиеся в телевизионной рекламе, парочка книжных иллюстраторов, парочка писателей, деловые люди, косившие под артистическую богему в своих алых бермудах. Вдруг я поворачиваюсь и, разрази меня гром, вижу перед собой это существо, лежащее в белом шезлонге! Никогда прежде я не видел такой кожи, или таких глаз, или таких губ. На ней было…
— Ты хочешь мне рассказать, во что она была одета?
— На ней было простенькое черное платьице. Я сделал большой глоток для храбрости, прежде чем подойти к ней. «Привет, — говорю. — Вы чья-то жена?» Она подняла на меня глаза — даже не улыбнулась, то ли от смущения, то ли из желания держать дистанцию — и…
— Говард, это, наконец, глупо, — прервала его Эмили. — Смотри, как ты разошелся. Ты просто неисправимый романтик.
— Ладно, попробую покороче, чтобы не нагонять на тебя тоску.
— Ты не нагоняешь на меня тоску, просто…
— Одним словом, следующую ночь она провела в моей постели и все последующие тоже. Когда мы вернулись в город, она перевезла ко мне свои вещи. Она тогда еще училась в колледже — как и ты, она ходила в Барнард, — и каждый день после занятий она спешила ко мне, чтобы встретить меня дома после работы. Это было так мило, у меня слов нет. Я возвращался, заранее настраиваясь на то, что не увижу ее, сказка закончилась, — и вот пожалуйста. Видит бог, эти полтора года — самое счастливое время в моей жизни.
Встав с дивана со стаканом виски в руке, он закружил по комнате, и было ясно, что сейчас лучше его не перебивать.