Пасхальные рассказы о любви. Произведения русских писателей

Спускается она в то утро в столовую, чтобы выполнить свои нехитрые обязанности: расставить чашки, тарелки, ложки, ножи и вилки. Электроподъемником поднять из кухни с вечера приготовленные поваром багеты, масло, конфитюр, сахар, иногда камамбер; затем отправиться вниз греть воду и молоко, варить кофе.

Приходит она в столовую, а в келью Христофороса дверь приотворена и оттуда — а еще только семь часов утра — какие-то звуки, крики, люди поют. Она на цыпочках подходит к двери и догадывается: грек что-то смотрит по видику. Постояла, послушала и не удержалась, просунула голову: на стуле сидит одетый Христофо-рос, постель не разобрана, на экране… Там все сверкает, там клубится голубоватый дым из кадильниц, стройное мужское пение то вздымается высоко и грозно, то падает и тает. Каталина на пение отзывается нервно, всей своей чуткой испанской натурой. Забыв, должно быть, про дежурство, она присела на пуфик у двери и так просмотрела с греком «Пасху в Лавре» до конца. Он — в седьмой, а она — пропустив немного в начале — в первый.

Фильм закончился, Христофорос поднялся, посмотрел на часы, потом в окно, за которым уже рассвело, выключил телевизор и повернулся к двери. На пуфике сидит Каталина, на губах улыбка, глаза блестят. Оторвалась от погасшего экрана, взглянула на Христофороса и спрашивает:

— С’ était quoi?^[49]

А грек мой «куа» хорошо знает. Он отвечает ей, сам с красными глазами от бессонной ночи:

— Рâques, с'était Рâques!^[50] Пасха, это Пасха! Русси́а.

2015