Последнее вырвалось непроизвольно. Должно быть, в голосе прозвучало раздражение. Марта поглядела исподлобья, чуть наклонив голову.
— Вы очень нас напугали вчера. Вывалились, как чёрт из табакерки.
— Я, знаете ли, тоже несколько опешил. Выстрелы, вопли, паника, сирена…
По её бледным губам скользнула слабая тень улыбки.
— Целились не в вас.
Конечно, сообразил он, мысленно поморщившись от собственной тупости. Мецгер. Иллюминация в честь «Кроненверк», но пока не понятно, увенчалась ли успехом. В утренних сводках тишина. И будет тишина, пока они не сообразят, как отреагировать. Хотелось бы знать, что именно там случилось. До чего же не вовремя меня скрючило. Или, наоборот, вовремя?
— Это же очень рискованно! — произнёс он вслух. — И чего именно вы хотели добиться, устранив Мецгера? Думаете, ему не найдут преемника?
— Мы готовились очень долго, — сказала она, как будто оправдываясь. — К сожалению, всё прошло не так гладко, как планировалось. Так, наверное, и бывает… Могло быть хуже. Мецгер ранен. Не серьёзно, но это заставит его задуматься и остановиться. Как вы считаете?
— Но почему именно Мецгер? — спросил он, чтобы избежать прямого ответа, и она заглотила приманку:
— Этот проект — «Лишние люди», который предложил Мецгер, он возмутителен. Сначала эмпо-чистка. Мы промолчали, согласились с тем, что преподносилось как необходимость. Это казалось таким… обоснованным. Понимаете?
Он кивнул.
— Теперь новое — нас хотят свести к минимуму, сделать придатком машины. Технические знания — прекрасно, но человек несводим к одной-двум и даже трём функциям. Вы со мной согласны? — спросила она доверчиво, и он согласился:
— Конечно. Но что вам дало вчерашнее?
— Не знаю, — сказала она. — Тогда нам показалось, что это единственная возможность как-то повлиять. Выразить мнение…
— Тогда?
— Тогда. Сейчас, когда всё уже совершилось, я начинаю сомневаться. Я часто сомневаюсь, но это ничего не значит. Мы рискнули и сделали. Получилось… не очень удачно. Но всё-таки это была попытка. Да?
— Наверное, — опять согласился он, потому что молчать было слишком жестоко.
Но на душе стало тяжело. Всё опять не то и не так. Слишком наивно и слишком мелко. Неужели вся их программа — напугать Мецгера, добиться послаблений, прекращения репрессий? Безусловно, цель хороша, правильна и в дальнейшем может привести к развитию, но соотносится ли она с интересами Пасифика?
А каковы интересы Пасифика? «Я, наверное, и вправду туп, — подумал он с ожесточением. — Туп или болен, раз не могу найти ответа на такой простой вопрос. Или же тупы те, кто меня послали. Где мои инструкции, где, чёрт возьми, хоть какие-то директивы? Да хотя бы намёки, я был бы благодарен и за них. И самое поганое, что я даже не уверен — возможно, намёки были, были инструкции и многостраничные указания, но я потерял их, забыл, вытряс, развеял по ветру. Проклятая мигрень!»
— Хотите чаю? — спросила Марта тихонько, даже боязливо. — У меня есть, хороший. Почти натуральный.
— Спасибо.
Пока она хлопотала — сначала с опаской, с оглядкой через плечо, потом смелее — он всё глубже погружался в уныние. Только здесь, в этой комнатке, заставленной старомодной мебелью, он отчётливо и до конца осознал легкомысленность и легковесность своих надежд на Сопротивление. Чего он, собственно, ожидал? Автоматизированная до последнего чиха махина Райха и крошечная песчинка, затянутая зубчатыми колёсами. Ну хорошо, не песчинка — камешек, обкатанная трудностями упрямая галька, кремень со сколотым краем. Собьётся ли ход механизма? Крайне маловероятно. Чудеса случаются, но не в Трауме.
— Вы расстроены, — заметила Марта. Она сноровисто обустраивала пространство — передвинула низенький столик, застелила его невесть откуда взявшейся цветастой скатеркой, расставила чашки, сахарницу, — и в то же время бдительно подмечала каждое его движение, настроение, мимолетную мысль. — Вчера в Цирке вы очень меня удивили. Не только своим появлением, но своим видом. Вам было очень плохо, верно? Вы и сейчас так выглядите. Что я могу сделать, чтобы вам стало лучше?
— Я и так чувствую себя лучше. Ох, чч-ч… — он торопливо отхлебнул слишком горячий чай и обжег язык. — Вчера я, и впрямь, расклеился. Перебрал лишку, а тут ещё представление… К такому я не был подготовлен. Шум, треск, пиротехника… Фокус, да? Вы бы видели — там была девочка…
— Она на манеже уже три дня подряд. И может быть, продержится ещё день или два, если ей дадут отдохнуть. Скорее всего, дадут, ведь детей нейтралов не так просто найти. Она немного восстановится и опять сможет выступать.
— Действительно, — пробормотал он. — Это же так практично.
Она внимательно посмотрела на него:
— Юрген Хаген, вы рассердились.
— Не на вас.
На самом деле, он слегка покривил душой. Но Марта не заметила.
А может, не приняла близко к сердцу.
***